— Говори!

Возле уха, в холодном кругляше телефона забился далекий, но такой знакомый голос Рагозы:

— Молодец! Век не забудем… Теперь все расскажи командиру. И отдыхай. Ты болен? Завтра мы тебя положим в больницу. Спасибо, Тихон.

Утром Глобу на санях в сопровождении двух кавалеристов отправили в город. Только потом, после выздоровления, он узнал о полном разгроме банды Корня. Несколько верст гнал красном Соколов атамана по снежной целине среди деревьев. Они стреляли друг в друга, несколько раз казалось, что кони отряда настигнут бандитов, но те слишком хорошо знали свои тайные тропы — ушли в бурелом Волчьей Ямы, затаились в непроходимой чаще, а как только потеплело, разбрелись по селам. Шайка перестала существовать. Однако где-то в чужедальней стороне жил эти годы спасшийся батько, а в селе Смирновка затаился тот, кто кормил и укрывал бандитов, — Павлюк… А сколько их еще прячется по хуторам, ожидая появления нового Корня? У скольких еще закопаны под яблонями хорошо смазанные и обернутые в мешковины «куцаки», а под соломенной стрехой хаты на всякий случай висит котомка с добрым шматом сала в ладонь толщиной, парой луковиц и сухой лепешкой?

Думал ли тогда Тихон, что судьба опять сведет его с тем командиром, который станет его начальником, и он, Глоба, будет глубокой ночью сидеть на холодном крыльце в одном белье, дымить самокруткой и тревожно вслушиваться в мертвую тишину спящего городишка?

Как медленно встает рассвет… Вот на востоке кто-то, словно нехотя, принялся смывать с купола неба закопченный слой — помутнели края, тускло забрезжили, потом все небо стало наливаться силой, окрепло и пролилось за горизонт алой полосой.

Уже одетый, подпоясанный, в туго надвинутой на лоб милицейской фуражке, Глоба вскочил в седло и, разбирая поводья, скомандовал двум подчиненным:

— По коням, ребята…

Они некрупным шагом миновали ворота и легкой рысья поскакали по пустынной дороге. У водоразборных колонок и колодцев уже гремели ведрами рано поднимающиеся хозяйки, по обочинам там и тут гнали на прибрежный луг скотину заспанные мальчишки. Устоявшиеся за ночь лужи были прозрачны, на них лежали намокшие листья.

На окраине города всадники свернули к оврагу и остановились около небольшой хаты. Перегнувшись через забор, Глоба негромко позвал хозяйку. На крыльцо вышла старая женщина. В подслеповатом окошке показались лица детей.

— Где Сидоренко? — спросил Глоба, поздоровавшись.

— Поехал в ночь, — с беспокойством проговорила женщина, пристально вглядываясь в милиционера. — Может, с ним случилось что? Вы скажите, ради бога… Поехал с вашим начальником…