Вчера, в понедельник, все оставшиеся в живых участники экспедиции явились свидетелями порки. Я впервые присутствовал при данном телесном наказании, принятом во флоте, и молю Бога, чтобы мне никогда впредь не довелось увидеть ничего подобного.

Капитан Крозье – который кипел неописуемым гневом со времени пожара, случившегося в пятницу ночью, – собрал всех оставшихся в живых членов экипажей обоих кораблей в жилой палубе «Эребуса» вчера в десять часов утра. Морские пехотинцы выстроились в шеренгу. Били барабаны.

Кают-компанейский вестовой «Эребуса» мистер Ричард Эйлмор и помощник конопатчика с «Террора» Корнелиус Хикки, а равно поистине огромный матрос по имени Магнус Мэнсон были выведены – в одних штанах и нижних рубахах, с непокрытыми головами – к месту перед главной плитой, где была вертикально установлена деревянная крышка люка, представляющая собой квадратную раму из перекрещивающихся брусьев. Одного за другим, начиная с мистера Эйлмора, всех троих привязывали к ней.

Но предварительно, когда мужчины стояли там – Эйлмор и Мэнсон с опущенной головой, а Хикки с вызывающе вскинутой, – капитан Крозье зачитал обвинения.

Эйлмор приговаривался к пятидесяти плетям за нарушение субординации и безответственное поведение, подвергшее опасности команду своего корабля. Если бы тихий вестовой просто подал идею насчет разноцветных палаток – идею, по его признанию, почерпнутую из какого-то фантастического рассказа, напечатанного в американском журнале, – наказание было бы неизбежным, но не столь суровым. Но, выступив в роли главного идейного вдохновителя Большого Венецианского карнавала, Эйлмор вдобавок совершил непростительную ошибку, нарядившись обезглавленным адмиралом, – в высшей степени возмутительная выходка, если учесть обстоятельства гибели сэра Джона; за такое, как мы все понимали, Эйлмора вполне могли и повесить. Все мы слышали рассказы о свидетельских показаниях Эйлмора, данных двум капитанам в ходе закрытого допроса, в которых он описывал, как закричал, а потом лишился чувств в черном зале, когда понял, что обитающее во льдах существо находится там в темноте вместе с участниками рождественской пантомимы. Что подумало существо (если, конечно, оно обладает мыслительной способностью, как человек), снова увидев голову адмирала, на сей раз картонную, катящуюся по льду?

Мэнсон и Хикки приговаривались к пятидесяти плетям за то, что сшили костюм из медвежьих шкур и нарядились в него – в нарушение всех запретов, ранее наложенных капитаном Крозье на подобные языческие фетиши.