Да поможет всем нам Бог.

27 Крозье

27

Крозье

70°05′ северной широты, 98°23′ западной долготы

11 января 1848 г.

Этому не будет конца.

Боли не будет конца. Тошноте не будет конца. Ознобу не будет конца. Ужасу не будет конца.

Крозье корчится на своей койке под заледенелыми одеялами и хочет умереть.

В редкие периоды ясного сознания Крозье страшно жалеет о самом разумном поступке, который он совершил перед тем, как уединиться со своими демонами; он отдал свой пистолет лейтенанту Литтлу, без каких-либо объяснений, единственно лишь наказав Эдварду не возвращать оружия, покуда он, капитан, не потребует его обратно, находясь на верхней палубе и снова одетый по всей форме.

Сейчас Крозье заплатил бы любые деньги за свой заряженный пистолет. Эта боль невыносима. Эти мысли невыносимы.

Его бабушка со стороны рано умершего отца, Мойра, была парией, отверженной и неприкасаемой в семействе Крозье. В свои восемьдесят с лишним лет Мемо жила через две деревни от них – огромное, уму непостижимое непреодолимое расстояние, – и семья его матери никогда не приглашала ее на семейные праздники и никогда не упоминала вслух о ее существовании.

Она была католичкой. Она была ведьмой.

Крозье начал тайком от своей родни наведываться к ней в деревню – подъезжая на попутных телегах, запряженных малорослыми лошадками, – в возрасте десяти лет. Через год он уже ходил со старухой в католическую церковь. Его мать, тетя и бабушка по материнской линии умерли бы, когда бы узнали. Благопристойная ирландско-английская пресвитерианская ветвь семейства Крозье отреклась бы от него, изгнала бы из дома и стала бы презирать так, как военно-морское министерство и Арктический совет презирали Крозье все эти годы за то лишь, что он ирландец. И простолюдин.

Мойра считала внука не таким, как все. Она говорила, что он обладает даром ясновидения.

Эта мысль не пугала юного Френсиса Родона Мойру Крозье. Он любил таинственную атмосферу католического богослужения – когда высокий священник важно расхаживает, точно ворон, и произносит магические заклинания на мертвом языке; когда свершается мгновенное чудо евхаристии, возвращающее мертвых к жизни, и верующий, вкусив от плоти и крови Христовой, соединяется с Ним; когда сладко пахнет ладаном и звучат мистические песнопения. Однажды, в возрасте двенадцати лет, незадолго до своего побега из дома, он сказал Мойре, что хочет стать священником, и старуха рассмеялась обычным своим громким хриплым смехом и велела выбросить из головы эту чушь. «Быть священником – дело такое же заурядное и бесполезное, как быть ирландским пьяницей. Лучше используй свой дар, юный Френсис, – сказала она. – Используй дар ясновидения, который существовал в моем роду на протяжении многих десятков поколений. Я помогу тебе посетить места и увидеть вещи, каких еще никогда прежде не видел ни один человек на нашей скорбной земле».