Гиттеридж беспокойно заерзал на стуле.

— Лучше бы вам об этом не знать, — сказал он.

— Оставьте вашу снисходительность при себе. Не в вашем положении судить о том, что для меня лучше.

Гиттеридж какое-то время о чем-то думал, потом отрицательно покачал головой.

— Полицейские имеют обыкновение стоять друг за друга, — сказал он. — Лучше скажите, что еще я мог бы для вас сделать.

— Подождите меня здесь. Хотя выбора у вас все равно нет — я опять вас запру.

Эмиль Санк-Марс прошел несколько шагов по коридору к комнате, где его ждал Андре Лапьер. Он без стука ворвался в помещение и сильно хлопнул за собой дверью.

— Андре, крикнул он, — причина, по которой ты прячешь пленку, состоит в том, что на ней упоминается твое имя. О тебе говорили. И русский, и Каплонский называли твое имя. Они говорили о тебе, когда ты туда ехал, чтобы отвезти Царя обратно на его корабль. Я прав или нет?

Лапьер развел руки в стороны и быстро, прерывисто задышал.

— О чем ты говоришь?

— Хочешь знать, Андре, что меня беспокоило? Хочешь знать, что меня заставило присмотреться к тебе повнимательнее?

— Эмиль, что ты такое несешь? — бурная атака Санк-Марса после того, как они разошлись вроде как на дружеской ноге, напрочь выбила Лапьера из колеи.

— Помнишь тот день, когда мы ездили в гараж «Сампсон», когда мы там устраивали облаву?

— Да, конечно.

— У тебя еще грипп не кончился, все симптомы были налицо. Ты сморкался еще тогда, Андре.

— Ну и что?

— И сопли аккуратно заворачивал в платок. Вот я и задал себе вопрос: зачем он это делает? В чем здесь секрет? Андре, ты всегда был неряхой. Ты бы должен был использовать бумажную салфетку и бросить ее на пол, или выкинуть на улицу, или рукавом нос подтереть. С каких это пор, интересно, ты стал так бережно к своим соплям относиться?

Лапьер, жестикулируя, подыскивал нужные слова.

— Да что с тобой? Какое кому дело до того, как я складываю свой носовой платок?

— Ты ведь хорошо меня знаешь, Андре. Я не раскрываю преступления, я ищу тех, кто мог их совершить. Я людей вычисляю. Вот я себе и подумал — сидит у меня в машине этот неряха и сопли аккуратно собирает в платок. Ты и раньше не раз грипповал, но никогда так не делал. Так что, коллега, я себе завязал узелок на память. И отложил его туда, где он все время оставался на виду, улавливаешь? Смотрю, бывало, на него и думаю: с чего бы это Андре Лапьер ведет себя так, как будто вдруг обнаружил достоинства хороших манер, вежливости, гигиены? Может быть, у него в жизни появилась новая женщина?