— Ладно, не бери в голову, расслабься. Если он снова к тебе сунется, Винер, гони его вон. Он вообще не имеет права с тобой разговаривать.

Хонигваксу такая возможность пришлась по душе. Если городской полицейский не имеет права с ним беседовать, церемониться он не станет. В следующий раз он пошлет его куда подальше.

— Так тому и быть. Ладно. Он так и ушел от меня несолоно хлебавши. Но после него были другие посетители, от этих парней легко не отвяжешься. Приходили бандиты, задавали вопросы об Энди.

— Что им было надо?

У Камиллы не было личного опыта общения с подобными типами, но они неотступно следовали за ней по жизни, внушая чувство страха. Бандиты были самой мрачной силой во всей их операции, единственной грозной опасностью, которую никак нельзя было проконтролировать, и боялась она их не без оснований. Когда Камилла подбросила Хонигваксу мысль о том, что с Эндрю Стетлером надо кончать, самой сложной задачей для нее была их оценка в этом деле.

«Мы не будем хоронить тело, — сказала она ему тогда. — Оно останется в воде под полом моего домика. Я сделаю вид, что нашла его там. Никому и в голову не придет, что это имеет ко мне какое-то отношение. Бандиты решат, что это сделал какой-то отморозок, такой же, как они сами. Разве они друг друга все время не убивают?»

— Они требовали, чтоб я назвал им имя! — Хонигвакс вышел из себя. — С этими подонками, Камилла, нельзя нормально разговаривать. Они считают, что я обязан знать, кто убил Энди. И они меня об этом спрашивали.

Понимая, насколько он возбужден и расстроен, она не отрывала от него взгляда.

— И что ты им ответил?

— Я сказал, чтобы они проверили Люси Габриель.

— Правильно поступил. Я бы сделала то же самое.

— Да, но их мой ответ не устроил.

Двигатель машины продолжал урчать, печка гнала по кабине теплый воздух.

— Почему?

— Потому что они уже знали, что это сделала не она. Не спрашивай меня откуда.

— Что же ты им сказал потом?

Он смотрел прямо перед собой на дорогу, избегая встречаться с ней взглядом.

— Ничего особенного.

Она внимательно вглядывалась в его профиль, в резкие контуры напрягшегося подбородка, сузившиеся щелки глаз.

— Вернер, — спокойно повторила она свой вопрос, — что ты им сказал?