Но поскольку ФРФ начало действовать раньше всех, до начала Нивельской мясорубки, а не во время оной, когда стало ясно, что дело дрянь, то авторитет именно этого движения оказался внушительнее прочих. Хотя, конечно, после того, как повылазили из темных щелей остальные и начали свою явную агитацию, вес ФРФ начал падать, но все еще оставался на достаточно высоком уровне.

Против ФРФ сильнее всего играло все еще сохраняющаяся таинственность относительно личностей основателей партии и отсутствие митингов под его эгидой.

— Особенно активная агитация идет в пользу мира на железнодорожных станциях и в рабочих кругах, — продолжал рассказывать граф. — Говорят в пользу забастовок на заводах, работающих на оборону, а также ведется кампания против обработки земельных участков. Это явно дело рук немцев…

Климов согласно кивнул при этом поморщившись.

— Да, грубо работают. Словно по той же методичке по которой работали в России, но тут вам не там…

Дальше-больше.

В верхах французской армии начались разногласия относительно того, как нужно действовать дальше, наступать или же наоборот отступить и перейти к обороне. Это конечно не могло остаться тайной и быстро стало известно во всех армейских кругах, ну и соответственно в целом в обществе. При этом суждения приобрели резкую форму. Усиленной критике подвергались действия начальников, начало складываться недовольство, а местами и открытый ропот. Эпитеты «мясник», «живодер» и прочие, раздавались направо и налево.

Дело дошло до того, что начались первые отказы от выполнения приказов. Делались попытки передачи власти в некоторых частях минуя прямых начальников в руки выборных офицеров и солдат.

Третьего мая во 2-й пехотной дивизии колониальных войск были замечены признаки коллективного неповиновения. Но его без труда подавили. Неграм слова не давали… Однако глухое возбуждение продолжало расти среди французских солдат, как в пострадавших частях, которых после урезанного отдыха снова посылали на линию огня, так и в свежих дивизиях, которые при приближении к линии огня слышали потрясающие рассказы сменяемых ими товарищей и главным лейтмотивом таких рассказов стало: «Нас вели на бойню!»

За первую половину мая в солдатских письмах все чаще слышатся угрозы неповиновения: «Мы останемся в окопах, но не пойдем больше в атаку!», «Мы не желаем больше погибать у проволочных заграждений неприятеля!», «Бессмысленно идти против оставшихся в целости пулеметов!» и так далее, и тому подобное.

Пошли требования предать суду высший генералитет: Нивеля, Мазеля, Манжена, Мишле и других.