Вернулась к активной деятельности в Испании или еще где-нибудь.

Не верю, сказала она, что мы и вправду любили друг друга.

– Господин адмирал, если что-нибудь узнаете о ней, скажете мне?

Стеклянный глаз и глаз здоровый прочертили траекторию взгляда, выражавшего подозрение и осуждение.

– Даже не подумаю! – последовал раздраженный ответ. – Эта женщина тебя больше не касается.

Адмирал сделал знак бармену и вытащил было бумажник, намереваясь расплатиться, но по здравом размышлении и после краткого колебания спрятал обратно.

– Давай раскошеливайся.

– Как всегда…

– Отвечать следует: «Слушаюсь, господин адмирал».

– Слушаюсь, господин адмирал.

Адмирал провел пальцем по седым усам. С задумчивым видом.

– Тем более я сильно сомневаюсь, что мы услышим о ней снова, – сказал он и добавил, помолчав: – В Танжере она осрамилась еще почище тебя. Если вернулась в Москву…

И снова замолчал. С улицы донесся гром духового оркестра. Посетители гурьбой потянулись на улицу. В дверях отеля послышались аплодисменты.

– Прибыл каудильо, – сказал адмирал, оборачиваясь к двери. – Мне надо быть на трибуне. Скромненько так постоять, в сторонке, но чтобы те, кому положено, видели. Ты не пойдешь смотреть парад?

Фалько ответил ему выразительным взглядом. Адмирал сунул портфель под мышку и взялся за шляпу.

– Запомни: Биарриц. Ты должен быть там через два дня.

– Слушаюсь, господин адмирал.

– Так-то лучше. Вот и слушайся.

Фалько, потягивая коктейль, остался наедине с барменом в почти пустом баре. Появившаяся пара – красивая дама в трауре и ее тучный спутник – села на диван в глубине. У дамы были впечатляющие формы, а юбка, которая кончалась чуть ниже колена, открывала красивые ноги в темных чулках.

– Ты, Леандро, я вижу, тоже на парад не пошел? – спросил Фалько.