Светлый фон

Петруша впустил, не дожидаясь звонка, видно стерег под дверью. Был он взбудоражен и мелко трясся, то ли от страха, то ли от возбуждения. Запер дверь и потянул Фомкина за руку куда-то в темноту.

– Не желает тебя видеть, – горячечно забурчал в ухо. – Я сказал, друг, родич, гинеколог – ни в какую!

Грозит шефу пожаловаться. Чего делать?

– Теперь только вперед, – ответил Фомкин. – До победного конца. Ну-ка отвори пасть.

– Чего?

– Открой пасть, говорю. Витамину дам, для аромата. Американская штучка по лицензии. Бабы не выдерживают.

Машинально Петруша разинул рот, Фомкин сунул туда парализующую ампулу. Сгоряча бандит хрумкнул – и мгновенно обмяк, повалился Коле на руки, и тот заботливо опустил его на пол. Далеко шагнула наука: желатиновая карамелька – и три часа отключки. Но не из Штатов гостинец – из заповедных лабораторий КГБ.

Фомкин прислушался – тишина. Заглянул в одну комнату, в другую, побывал на кухне – никого. Прошел через роскошно меблированную гостиную, толкнулся еще в одну дверь – заперто. Машу Копейщикову обнаружил в спальне. Фомкин предстал перед ней улыбающийся, с букетом роз, но и женщина ждала его во всеоружии – голая и с пушкой в руке. Вольно расположилась на широкой, с изумрудным покрывалом кровати и ствол навела в живот. Палец на спусковой "собачке".

Голос у Маши хриплый, выразительный:

– Присаживайся, голубок. Но без резких движений.

Фомкин в прикидках обмозговывал и такой оборот событий, но в более пристойном варианте.

– Мадам! – воскликнул, прикрывая ладонью глаза. – Поражен, повержен! Вполне понимаю Петрушу.

Как устоять против такой красотищи.

– Кривляться будешь на шампуре! Сядь, говорю, и замри!

Фомкин опустился на стул, букет на колени. Вот тебе и Маша! По внешности, правда, она соответствовала восторженным описаниям Петруши – голая, нечесаная, с обезьяньим личиком, – но манеры, манеры и, главное, речь! Изысканная, точная, без всякой примеси кретинизма. Видно, что и стрельбе обучена.

– Петруха! – шумнула на всю квартиру. – Иди сюда, придурок! Ты где?!

Никто на зов не явился.

– Ага, – сказала удовлетворенно, – значит, с Петрушей уже разобрался? Молодец, быстро. Теперь говори, кто такой и зачем пришел? Только правду. Будешь ваньку валять, для начала прострелю колено. Вот, гляди, – вскинула руку, нажала курок. Хлопок получился негромкий, а в портрете Льва Толстого, на стене, на лбу образовалась дырочка.

– Целкость замечательная, – одобрил Фомкин. – Что вы хотите узнать, мадам?

– Кто ты? На кого работаешь? Живо! Времени у тебя осталось с гулькин нос.