Рита планировала поработать няней в Лондоне.

Четырнадцать месяцев назад она оказалась там впервые в жизни. Но как долго Рита о нем мечтала, представляла, какой станет, когда окажется там, вдали от Торки и своего прошлого. А городское семейство – прямо как Дарлинги из «Питера Пэна» – примет ее как родную. Они будут жить в высоком теплом доме, где нет пожирающего монетки счетчика электричества, как в домике старой Нэн. У нее появится своя спальня со столом и полкой, может, даже с видом на бурную городскую жизнь. А мать семейства будет… Ну, просто идеальной. Деликатной, доброй, мягкой. Утонченной. С крошечными мочками ушей и порхающими, словно птички, руками. Как ее собственная мать, которую Рита смутно помнила. Словом, все то, что она потеряла в аварии – и с тех пор в глубине души стремилась вновь обрести.

В утро собеседования Рита взглянула на особняк в Примроуз-Хилл, украшенный сахарного цвета лепниной и увитый глицинией, и сразу поняла, что это он. Ее новый дом. Новая семья. По коже побежали мурашки. Рита постучала в красивую дверь. Сердце колотилось под блузкой – она надела свою самую нарядную, хоть и далеко не лучшую по лондонским меркам. Теперь эта блузка занимает почетное второе место среди ее одежды – практичной, неброской, зачастую коротковатой. В багажнике лежит все, что удалось спасти после пожара, вспыхнувшего в том самом лондонском доме на прошлых выходных. Даже после долгой стирки в прачечной одежда попахивает дымом.

Рита бросает взгляд на Джинни, сидящую на пассажирском сиденье. Она одета в новенький наряд из «Хэрродс», будто протестуя против отъезда из Лондона, и изо всех сил сжимает в руках сумочку. Джинни выглядит хрупко, расстроенно. В этой креповой юбке кремового цвета с туго затянутым поясом, пудрово-голубом кашемировом кардигане и белом шелковом шарфе, намотанном на шею-стебелек, точно повязка, особенно заметно, как сильно она похудела. И снова на ней эти солнечные очки в черепаховой оправе с огромными стеклами размером с крышечки от джема «Хартли». Она всегда надевает их после того, как всю ночь плакала.

Джинни не хотела уезжать из «Клариджа». (Рита тоже не хотела: она впервые попала в место, где не нужно было самой заправлять постель. Горничная отказывалась принимать ее помощь, даже когда подворачивала уголки на матрасе – самый сложный момент.) И уж точно Джинни не хотела ехать сюда. «Ужасное место. Уолтер просто хочет меня изолировать», – прошептала она прошлым вечером, пока дети не слышали. Окидывая взглядом особняк Фокскот, Рита невольно задумывается, что Джинни, возможно, права.