– ¿Lista?[270] — сказал он.

– ¿Dónde está Ramón?[271]

Он постоял, задумчиво ковыряя в зубах. И сказал, что Рамон не смог приехать.

Она бросила взгляд в сторону двери. У стоявшей на улице машины работал двигатель, на холоде попыхивая паром из выхлопной трубы.

— Está bien, — сказал водитель. — Vámonos. Debemos darnos prisa[272].

Она спросила, знает ли он Джона-Грейди, на что он кивнул и помахал зубочисткой.

— Sí, sí, — подтвердил он. И сказал, что знает всех кого надо.

Она снова посмотрела на курящийся у поребрика автомобиль.

Он сделал шаг назад, чтобы она могла встать. Бросил взгляд на сумочку на стуле. На santo, завернутого в полотенце из борделя. Она накрыла свои вещи рукой. А то вдруг он захочет помочь ей их нести. Спросила, кто ему заплатил.

Он снова сунул зубочистку в рот, стоит смотрит на нее. В конце концов сказал, что ему никто не платил. Что он двоюродный брат Рамона, а Рамону заплатили сорок долларов. Взялся рукой за спинку пустого стула и стоит смотрит на нее. А у нее плечи подымались и опадали в такт дыханию. Казалось, она готовится к сопротивлению.

— Ну не знаю, — только и сказала она.

Он наклонился.

— Mire, — сказал он. — Su novio. Él tiene una cicatriz aquí[273]. — И он провел пальцем по щеке, вдоль траектории ножа, оставившего шрам, полученный ее возлюбленным в Салтильо во время драки, три года назад случившейся в comedor[274] тюрьмы «Куэльяр». — ¿Verdad?[275]