К моменту, когда добрался до
— Ты не ел, — сказал он себе. — И очень правильно сделал.
Вот он от стены оттолкнулся. Стоит на поребрике, щупает перед собою ногой и пытается как-то ускориться — ведь может появиться машина, — но боится, что упадет, а там… кто знает, сможет ли он подняться.
Чуть позже он вспомнил, как переходил улицу, но это, казалось, было страшно давно. Увидел впереди огни. Огни оказались хлебозаводом. Лязг старой, с цепным приводом, машинерии, голоса рабочих, которые в белых, засыпанных мукою фартуках что-то делали под желтой лампочкой. Шатаясь, он шел вперед. Мимо темных домов. Пустырей. Старых, рухнувших глинобитных стен, полузасыпанных мусором, который нанесло ветром. Вот остановился, стоит качается.
— Только не садись, — приказал себе он.
Но все же сел. А пробудило его то, что кто-то шарит по его пропитавшимся кровью карманам. Он схватил тоненькую костлявую ручонку и поднял взгляд. Из тумана выплыло лицо мальчишки. Который принялся драться и лягаться, пытаясь вырваться. Позвал на помощь своих друзей, но те уже улепетывали через пустырь. Они-то думали, парень мертвый.
Он притянул мальчишку ближе.
—
—
Мальчишка опять забился, задрыгался. Оглянулся, где его друзья, но те уже исчезли в темноте.
—
Джон-Грейди стал разговаривать с ним, как говорил бы с лошадью, и через какое-то время мальчишка перестал вырываться. Джон-Грейди рассказал ему, что он великий
–