Светлый фон
Сам. Вермель, 1915 г.

 

У Давида Бурлюка правый глаз простодушно-восточен, левый хитро-западнен; правый от корявого славянского буйства, левый от Европы, от культуры, от скепсиса, от Джотто, от Ренуара, от Маллармэ.

В каждом «коленце» Бурлюка больше истинности, чем во всех Академиях Мира – с Бурлюком не-опасно и прекрасно окунуться в волны даже ультрасупрафутуризма.

во всех Академиях Мира

Нат Инбер, 1918 г.

Нат Инбер, 1918 г.

 

Осанна Давиду Бурлюку никогда тучи не занавесят его ясною увлеку.

Г. Золотухин.

Г. Золотухин.

 

 

 

От автора

От автора

Не гордись, а учись!

21-го июля 1932 сего года мне исполняется 50 лет. В лечение 10 лет в Соед. Шт. неукоснительно стоял на страже защиты интересов Советскою Союза, своим пером журналиста, борясь за признание Страны Рабочих и крестьян.

Выход этой книги совпал с известным заявлением Цика партии (Б) о расформировании особых «пролетарских» организаций деятелей искусств и объединении всех сочувствующих и близких советской платформе в единую семью писателей и художников. Приветствуя новую линию творческой спайки, на грани половины века я шлю свой привет родной семье советских писателей и художников, так как с первых дней октября шел с ним в ногу, выступая против богачей за права бедноты. Я уверен, что благодаря мудрому решению партии бороться против формулы «попутчик или враг», будут более недопустимы «закрути хвост», левацкие загибы Авербаха против великого поэта красного октября В. В. Маяковского или невежественные, сплеча, выпады против меня, как напр, в «Резце» № 11 (Ленинград 1932).

Моя жизнь посвящена – живописи, литературе и газетной работе. Некоторые люди не признаются и совершенно не оцениваются при жизни, я примирился с явлением этим, выпавшим, как видно, на мою долю. Сохраняю спокойствие. Теряю не я один. Ко дню половины века, прожитого мной, лучшим подарком себе и своим близким, друзьям посчитал свои стихи. Эти не являются из массы написанного чем либо избранным. Неопубликованное попавшееся на крючок случая. Приятно их напечатать, чтобы поменьше сидело птенцов могущих кричать, в скорлупах рукописей и черепа коробке костяной.