его бескрайним зовом ветра

и пораженьем геометра

пред высью тучи грозовой,

где судеб мечутся буруны

и чуем дальнею виной

его оборванные струны

щемящей лирики земной.

338 Триптих

338 Триптих

Я помню сыроватость «Примы»,

и замусоленность колод,

и черный, с хрустом, бутерброд,

и занавесочки сатины

от любопытства чудака,

что рушит планы игрока,

когда кипят гемоглобины

перед разлитием «по пять»,

чтоб страсти заново метать.

Потом… исчезли стаканы,