– Ну что ж, мне всё ясно. Давайте подумаем, как нам обратить эти минусы в плюсы. Какие дополнительные условия мы должны включить в кредитный договор, чтобы не потерять нашу корпорацию, а, наоборот, её углубить и расширить. У нас же мозги жителей XXI века, не раз сталкивавшихся с такими проблемами, – сказал Александр.

– То есть ты предлагаешь согласиться с этими кабальными условиями, но дополнительно выдвинуть свои, ставящие кредитора, грубо говоря, в положение «раком»? Как бы говоря: «Раз вы хотите загнать нас в угол, то дайте возможность это же сделать и с вами»? А они ответят: «Мы вам даём льготные кредиты и будем диктовать условия сами, хотите – соглашайтесь, не хотите – кредиты не получите».

– Но ты сама говорила, что этот пул банков создан специально для отъёма нашей собственности. Они заинтересованы, чтобы мы взяли эти кредиты. Значит, если мы займём такую же жёсткую позицию, какую заняли они, то им придётся с нами договариваться.

– Я думаю, Александр прав. Им придётся согласиться с нашими условиями, как и нам – с их. Давайте думать, что за условия должны предложить мы, – проговорил Пётр Иванович.

– Я вспоминаю ситуацию, которая сложилась в конце весны в 1998 году на заводе, где я работала. Это было время неплатежей, когда без получения предоплаты работали только законченные дураки да военные заводы, а получить кредиты можно было под дикие проценты. У нас на складе тогда скопились изделия для военных, но финансирование им открывалось только в четвёртом квартале года. Раньше они не могли с нами расплатиться. Не выпускать эти изделия во втором квартале мы не могли, завод был военный. За план спрашивали очень строго. На план третьего квартала материалов у нас не было, не на что было купить. В министерстве пообещали перенести план третьего на четвёртый и первый квартал следующего года. Больше помочь ничем не могли, сказали: выкручивайтесь сами. Нам надо было как-то пережить этот период – всего три месяца. Тогда заместитель директора по экономике предложил сделать следующее: под залог имущества завода взять в банке рублёвый кредит на пополнение оборотных средств на полгода, весь кредит превратить в валюту, подождать до конца года и тогда превратить его обратно в рубли уже по курсу, который сложится на конец года. Курс этот постоянно рос. А рабочих из основных цехов, служащих заводоуправления, инженеров конструкторского бюро отправить в отпуск, пообещав рассчитаться за него осенью. А также отпустить тех, кто хочет, в отпуска без содержания. Время летнее, у всех дачи. Многие согласились. Тем более тех, кто в отпуска без содержания идти отказывался, отправляли на работы по разбору металлолома, на заводе его были горы. Работа грязная, тяжёлая, а оплата – маленькая. Согласились на это только те, у кого был край. Заместитель директора подсчитал, что денежных средств от продажи купленной валюты как раз хватит для возвращения кредита и оплаты работ по разбору металлолома. Других вариантов просто не было. Самое сложное было конвертировать рубли в валюту, ведь суммы-то огромные. У нас на заводе работало около десяти тысяч человек. Связи с банками у замдиректора были. Под приличный откат он сумел провернуть эту операцию. Конечно, рисковал головой, если бы что-нибудь не сложилось. Но смелым везёт. В августе – дефолт. За два месяца курс доллара по отношению к рублю вырос почти в три раза. Валюту продали, со всеми рассчитались, да ещё приличное количество долларов в заначке оставили – на случай следующих дефолтов. А банк погорел. Я к чему это рассказываю. Вот нам точно знать бы, что с какой валютой будет в ближайшие три – пять лет, и записать одним из условий договора возврат процентов и кредита именно в той валюте, которая гарантированно обесценится в результате каких-либо мировых событий. Но только без учёта коэффициента её обесценивания.