— Поверь мне Ваня, — сипел Данилыч, — скоро в каждой семье будет по машине. И даже по две.
— Да, — почесал мощный затылок Тафгаев. — Опохмелиться бы, а? А то башка трещит, спасу нет. Зря пиво с водкой вчера смешали.
— Сейчас Казимир Петрович придёт, — стрельнул глазами по сторонам товарищ по труду, у которого тоже трубы горели. — Может, осталась ещё заначка? Хотя, вряд ли. В пятницу не помню даже как домой вернулся.
— Как вернулся? — Хохотнул Тафгаев. — Я тебя дотащил. Передал твоей супруге с рук на руки под расписку. Ладно, пойду, поработаю что ли. А то набросали всякого железа. Там проточить, там шлифануть. Там фаску срезать. В обед заскочу в медпункт к Ольге Борисовне. Может сжалиться над рабочим классом? Придётся конечно чуть-чуть попотеть… Только никому не слова!
— Могила, Ванюха. Ты же меня знаешь! — Прыснул от смеха Данилыч, представляя, Ольгу Борисовну в самом срамном виде.
Вот чего Иван Тафгаев не любил, так это понедельник, реже вторник, ещё реже среду. К четвергу уже наступало безразличное привыкание к монотонному процессу работы на фрезерном станке. А вот пятница — была маленьким праздником, которую он часто заканчивал в приятном женском обществе. Ну, нравился Иван бабам. Высокий, метр восемьдесят семь или того выше, физически развитый, руки сильные, как у атлета. Лицо, говорили, что мужественное. Что характерно без прыщей и оспин.
Тафгаев тяжело вздохнув, взял в руки чертёж и сравнил его с лежащей на металлической тумбочке деталью, в которой не хватало нескольких глухих отверстий.
— Опять в приспособе брак сделали, а мне теперь мучайся, — пробухтел он себе под нос, после чего в шпиндель вставил сверло нужного диаметра, и аккуратно по разметке пошёл растачивать не достающие глухие отверстия.
Процесса ввода сверла в отверстие, сразу же перенёс фантазию Ивана к вчерашнему романтическому вечеру под магнитофон и водочку. А белая смазочно-охлаждающая жидкость, которая сейчас лилась на сверло, выстроила в сознании фрезеровщика чёткий кульминационный момент последней ночи прощальной с Маринкой.
«И что она нашла в этом хлюпкие из института? — зло подумал Тафгаев, выполняя свою основную работу чисто автоматически. — Эх, какую девку можно сказать с фрезы сняли! Страстная, заводная, а какая фигура — песочные часы! Грудь — троечка, минимум. Говорит, что со студентиком своим ей интересно, есть о чём поговорить. Сучка! Ничего, заявление в школу рабочей молодёжи уже написал, закончу восьмой класс, может, тоже куда поступлю!»
Иван даже взмок от такого количества лишних размышлений в своей голове. И даже не заметил, как первое инструментальное приспособление довёл до нужной по чертежу кондиции.