* * *

— Ну что тут у нас, Александр Семёнович? — молодцеватый офицер в штатском, с кавалерийской выправкой и внешностью — высокими сапогами, бекешей, гусарскими усами, сбитой на затылок папахой — нагнулся над таким же, как он, военным, только безусым и одетым во всё чёрное — кубанку, кожаную куртку, галифе.

— Не успели, четверть часа не хватило, — с горечью констатировал собеседник. — Городового сожгли живьём, привязали к кушетке, облили керосином… Жену и девочку зарезали, грудничку просто раздавили каблуком череп…(****)

— Остался кто живой из душегубов? — скрипнул зубами Балахович.

— Вот этот, — мотнул головой подпоручик Надольский, указывая на разметавшееся по драной шубе тело, — ногу прострелили, черепушку царапнули, но шевелится, сволочь, дышит.

На крыльце из чёрного зева опустевшего жилища появилась согнутая пополам фигура, нырнула в сугроб с гортанными звуками, забилась в конвульсиях. Кавалерист подошёл к содрогающемуся в рвотных спазмах телу, присел, подхватил на перчатку горсть снега, протер лицо молодого рабочего, приданного на усиление, а фактически на обучение боевой организацией РСДРП(б).

— Смотри-смотри, Федя, это тоже революция. А ты думал, какая она? Всем свободы, пряников, и чтобы никто не ушёл обиженным? Нет, товарищ Фёдор. Такая революция бывает только в книжках. А в нашем грубом, несовершенном мире она обязательно измажется в грязи и крови. Невинных, погибших и обездоленных будет в разы больше, чем виноватых.

— Откуда вы знаете? — прохрипел, захлёбываясь, молодой дружинник.

— Рассказывал один хороший человек. Подробно и обстоятельно… И всё, о чём он предупреждал, сейчас сбывается в точности…

Балахович подошел к лежащему обладателю дорогой шубы, перевернул его на спину, терпеливо дождался, когда прекратится стон.

— Я ранен! Меня надо доставить к врачу! Срочно!

— Вот сейчас ответишь на пару вопросов и поедем. Кто таков? По чьему приказу творите самосуд? Где находится штаб всего этого непотребства?

— Вы делаете ошибку! Революцию не остановить!…

— Я и не собираюсь. А вот останавливать насильников и убийц сам Господь велел.

— Да у них тут целая бухгалтерия, — присвистнул стоящий сзади Александр Надольский, подобрав гроссбух и подсвечивая фонариком графлёные листы, — адреса, фамилии, приметы, даже семьи и друзья перечислены в особой графе. Хорошо подготовились!

— Ну так как, господин хороший, будем отвечать на вопросы, или оставить вас тут наедине с рассерженными обывателями? Скоро они опомнятся, осмелеют, выйдут на улицу, обнаружат вас и результат вашей революционной деятельности…