За эти дни мы с Аллой сблизились так, как многие супруги не сближаются за много лет, проведенных вместе. Она рассказывала мне о своем детстве, о том, как папа постоянно пропадал в командировках, а мама – на каких-то бесконечных совещания, и как она обижалась на родителей за то, что они не уделяют никакого внимания единственной дочери… Я понимал, что многое в этом рассказе – простая аберрация сознания, и что родители Аллы проводили с ней столько времени, сколько могли, и, скорее всего, выгадывали минуты от каких-то важных для них дел. Но я не стал говорить об этом девушке – смерть матери была для неё настоящим горем, и ходить вокруг опасной темы я не хотел. Вместо этого я рассказывал ей про то, как рос сам – ничего интересного там не было, но это с моей точки зрения. К тому же за пять десятилетий мои воспоминания о детстве хорошенько потускнели и идеализировались, так что Алла временами приходила в настоящий ужас от историй про карбид или пороховые макаронины и о том, что мы с ними делали на окрестных пустырях, ещё не застроенных новыми микрорайонами.

Узнал я и историю её появления в нашей общаге. Алла была девушкой компанейской, но строгой, когда дело касалось отношений – сама она этого прямо не говорила, но после её рассказа у меня сложилось именно такое впечатление. Похоже, как раз из-за своей строгости она поссорилась с тем парнем, который свел её с Врубелем, и из-за этого потеряла ещё несколько весьма перспективных женихов, с которыми познакомилась уже на концертах в МИФИ и ещё в каком-то полуподпольном клубе в Зеленограде. Те хотели всего и сразу, а после категорического отказа исчезали из жизни Аллы в направлении более сговорчивых девиц. Типа пресловутой Ирки, которую я так и не сподобился увидеть.

Алла познакомилась с Иркой во время очередного сейшена. Та приехала покорять Москву из ещё более глухой провинции, чем я, к заборостроению относилась с пренебрежением, рассчитывая всего лишь удачно выскочить замуж. И вела себя соответственно – в отличие от в целом блюдущей добродетель Аллы, которая, кажется, тоже втайне хотела быть «как Ирка», но стеснялась. Конечно, она могла ещё бояться папы, бабушки и осуждения окружающих, но это были лишь мои догадки, которые я благоразумно держал при себе. Ирка ничего не боялась и очень быстро отдавалась тому, кто проявлял хотя бы видимость заинтересованности в её молодом теле. Со слов Аллы, эта Ирка была красивой и эффектной, но я не помнил ни одной старшекурсницы в нашей общаге, подходящей под это описание. Красивые были, отрицать глупо; эффектные тоже имелись, хотя эффект эффекту рознь. А вот красивые и эффектные… во всяком случае, я таких не встречал.