— Гамбург — это хорошо… Кстати, ребята из института Рожанского звонили, сказали, что они могут систему теленаведения теперь делать тысяч за пятьдесят всего, и уже могут у себя по паре штук в сутки собирать. Я думаю, что такие можно и на пятисотки термобарические ставить. Ну, это я так подумала, ведь денег-то мы найдем для них?

— Про деньги все вопросы к Оле. Кстати, где она? Я тут подумала, что Сталину немного лишнего ляпнула, как бы он её не взгрел.

— Не взгрел. Он только попросил о результатах доложить, это уже я сделала когда ты домой возвращалась, и потом позвонил Поскребышев и велел тебе очередную дырку в костюме сверлить: так и сказал «Пусть в белом своем костюме дырку под орден готовит, и даже две, потому что еще и под Золотую Звезду дырка потребуется». Еще велел представить список всех, кто с тобой немцев бомбить летел, так всем по «Знамени», а командирам — по «Герою» решено дать.

— Хех… Марк Лазаревич Героя на шестнадцать лет раньше получил, но заслужил парень. Это он решил, что трех бомб на Алкетт мало, а потом остальные на обратном пути по железнодорожным узлам раскидал. И да, пока он про Звезду не знает, пойду еще раз надаю ему по ушам за то, что железку бомбить приказал с двух километров. А то Герою козью морду вроде и несолидно показывать…

Василий Иванович Кузнецов первые сутки войны пребывал в состоянии, близким к шоку. Вообще-то он был уверен, что Германия ни при каких условиях на Советский Союз не нападет, поэтому даже сам факт нападения он воспринял как максимум «очередную провокацию». Но больше всего его поразило то, что уже в шесть утра он получил приказ «беспрекословно выполнять указания руководства НКГБ», а указания эти были…

Ну, во-первых, «указывать» ему — генерал-лейтенанту — стал генерал-майор, а во вторых… Откровенно говоря, приказ месячной давности об отправке всех неисправных танков в Минск на ремонт был, в общем-то, правильным, но утренний — «передислоцировать все оставшиеся танки в Гродно» он поначалу счел немецкой фальшивкой, а когда этот приказ был подтвержден лично товарищем Пономаренко, дозвонившегося в штаб армии в Белостоке, генерал решил, что это откровенное предательство. Настолько наглое, что он не выдержал и лично помчался на границу «защищать советскую родину». Но уже к обеду до него начало доходить, что родину и без него есть кому защищать — когда своими глазами увидел, кто и как этим занимается.

Все же — спасибо генералу Григорьеву — связь в армии была на высоте, и про то, что «очень тяжело» было под Августовым, генерал уже выяснил на Белостокском аэродроме, откуда он поначалу решил лететь на фронт. Но не вышло: ему просто отказали в отправке машины поскольку аэродром был перегружен отправкой и приемом бомбардировщиков. А через два с лишним часа доехав до Августова на автомобиле, он вообще перестал понимать, что происходит.