Через некоторое время, на радость папе, уже родители ранее обижавших меня мальчиков приходили жаловаться, но папа говорил, воспитывать нужно лучше, мол, где это видано — слабая девочка обижает мальчиков? Я же при этом прикидывалась святой невинностью, родители обиженных мною мальчиков при виде меня соглашались с папой, и шли воспитывать своих отпрысков. Ребята осознали, что со мной лучше дружить, так как воевать себе дороже, и плавно перевели меня из врагов в друзья. Все обиды были забыты, и началась крепкая мужская дружба. Почему мужская? Да потому, что меня ребята считали другом и не воспринимали как девочку. А когда я уже подросла и стала девушкой, то все равно так и осталась для них "своим парнем".

Папа же решил, что каратэ — это моя судьба, я просто обязана заниматься этим серьезно. Как говориться, что не сделаешь для любимого родителя, пришлось стараться.

Пока мои друзья развлекались, я как проклятая занималась, одно радует, что мои занятия стали приносить свои плоды, и я стала занимать призовые места. Папа рад, а вот я даже и не знаю, все стараюсь, а ради чего? Нет, конечно, невероятно приятно, когда побеждаешь, но вот чего—то не хватало. Я так сильно хотела, чтобы папа мной гордился, так что тренировалась без меры. И, соответственно, на личную жизнь у меня совсем не хватало времени.

У многих моих знакомых личная жизнь уже есть, а у меня был полный штиль. Я, конечно, пыталась в шестнадцать лет начать встречаться с парнем, но первая же попытка провалилась с треском, так как папа застал меня целующейся на лестничной клетке с моим другом детства, Серегой. А мы что? Просто ставили эксперимент. Так вот, экспериментатор улетел с лестницы вниз, одно радует, что я его в детстве учила падать правильно, только благодаря этому он себе ничего не сломал. Меня же за ухо увели домой. Там дорогой родитель решил на меня наехать. Но тут я все—таки решила напомнить некоторым, что я девушка и имею право на личную жизнь.

Наверное, первый раз в жизни папа осознал, что я все же дочь, а не сын, и ушел к себе в кабинет то ли пить, а может и медитировать, кто его знает?

Но два дня от него не было ни слуху, ни духу, только мама периодически туда заглядывала, приносила и уносила подносы с едой. Через два дня родитель решил все—таки выйти и со мной провести воспитательную беседу.

Говорил долго, но суть разговора была в том: все мужчины козлы, а я у него достойна самого лучшего, и как только появиться этот лучший, папуля будет счастлив меня передать ему в руки. А до той поры я должна не позволять всяких вольностей с посторонними парнями, и если что, то можно бить сразу в глаз, за это он меня ругать не будет.