— Да все нормально со мной, — ответил Сашка, пряча руки в карманы. — Дрожу от холода. А слезы от ветра.

— Убивать их по одному. Ночью. А трупам уши резать, — бросил в темноте Волков, скрипнув зубами. Хотя я бы лучше в землю зарывал. Живыми…

— Умный больно, — одернул его дед Федор. — Тебе лишь бы резать и зарывать. Я же сказал, нельзя. Своих подставим.

— Так ведь мы уже грохнули двоих.

— Про этих они еще могут подумать разное. Мало ли что с людьми случилось? Воды не той выпили или в метели заблудились. Медведа недоброго повстречали.

— Ага. Знаю я того медведя, — ухмыльнулся Колотун и похлопал дядю Женю по плечу— Упокоил врага, значит, день прожил не зря. А если семерых — то уже на неделю вперед.

Волков перед выходом фиксировал ременной петлей, которую сам изготовил, ложе винтовки на изуродованной руке. Здоровая рука держала рукоять. Приклад упирался в плечо. Меткость у него была не хуже, чем у здорового.

Сашка знал об этом, потому что его брали с собой в тот дозор, когда им попались фуражиры.

Он был за это благодарен. В этом было доверие и уважение. Они знали, что ни слабость, ни горячность не заставят его подвести их. И он не подвел. Лежал неподвижно, как камень и только смотрел и слушал.

Сам Волков не стрелял тоже, только страховал. Всю работу сделал Пустырник. У него был с собой небольшой пистолет, импортный, незнакомый.

Они заметили чужаков издалека и залегли за трубой теплотрассы, которая вылезала тут из земли как змея, покрытая колючей стекловатой.

Две фигуры двигались вдоль железного забора, которым был огорожен пустырь. Телогрейки, автоматы, меховые шапки. Рядом шли две фигуры покрупнее. Лошади, догадался Сашка, услышав характерный всхрап. Копыта мягко ступали по снегу, и все же иногда позвякивали об асфальт.

До бойцов, сидящих в засаде, долетели даже обрывки разговора, точнее ругани:

«Ты куда свернул, маму твою…»

«Да ты сам сказал. Я тебе глаз на жопу натяну, обезьяна…»

Похоже, они сбились с пути.

Когда силуэты поравнялись с ними и Сашка мог слышать не только их разговор, но и дыхание, а еще почуял (или ему это показалось) кислый дух прелой одежды и пота — Пустырник приподнялся над трубой, и пистолет в его руке два раза плюнул невидимым огнем.

Сашка не видел, но услышал, как мягко повалились два трупа. Почему-то он не сомневался, что они уже мертвы. Даже вскриков не было. Видимо, наповал. И это не могло не радовать.

«Это вам за отца. Мрази».

Большие силуэты застыли. Одна из лошадей тревожно заржала.