По ее словам, главное для нее теперь — это та любовь, которую она читает в глазах своих собак, слышит в мурлыканье кошек, ощущает в теплом прикосновении лошадиной морды — еще бы! Ведь кто, как ни она, спасла их от страшной участи. Жизнь для нее — это ее козлята и барашки, которым не придется закончить свое существование на вертеле. Главное, говорит Брижит, она обрела любовь, причем такую, которой не страшно время.
Однажды, несколько лет назад, гуляя под вечер с друзьями в Сен-Тропезе, Брижит услышала, как кто-то из туристов, узнав, отпустил в ее адрес замечание: «Qu'elle est moche» — «До чего же она страшна!» Брижит сделала вид, что не расслышала, но когда турист удалился от них на достаточное расстояние, напомнила друзьям: «Я не страшна. Я — Брижит Бардо!»
Для многих таковой она и останется.
Олицетворением женственности двадцатого века.
Ей незачем переживать за свою внешность. Она потрясающе красива. Ей нет причин сомневаться в своей привлекательности. Она само совершенство, его живое воплощение. В ней совершенно все. Цвет волос. Кожа. Зубы. Ноги. Ногти. Глаза. Скулы. Походка. Улыбка. То, как она спит, как она смеется, как хмурится. Более того, она превзошла само совершенство, став единственной и неподражаемой.
Правда, найдутся и такие, кто станет утверждать, будто она — жертва Вадима. Будто много лет назад он продал ей не тот товар. Якобы при ближайшем рассмотрении оказывается, что женщины должны вести себя как женщины, и если вы превращаете женщину в мужчину — и она начинает рассуждать как мужчина и жить как мужчина, — то вы тем самым отнимаете у нее нечто сугубо женское.
Брижит неизменно отметала подобные домыслы: «Вадим меня не создавал. Я уже существовала, как мне того захотелось, со своими собственными убеждениями, основанными опять-таки на собственных умозаключениях. И если мне что-то не нравится и я не черпаю в этом удовольствия, я просто этого не делаю. Это моя, так сказать, «детская» сторона. Вадим же ни к чему меня не принуждал. Все решения я всегда принимала сама. Так что все ошибки — тоже мои».
И тем не менее, до Вадима, настаивают многие, она уже была Брижит Бардо, подобно тому, как Микки Маус всегда оставался милой мышкой, любителем сыра. Но однажды появился Уолт Дисней. Так что Вадим лишь преподнес ее нам, причем сделал это с блеском. Он поставил на нее из-за своего честолюбия. Он стал ее Уолтом Диснеем. Спустя все эти годы, она вполне могла бы стать самой шикарной шестидесятилетней дамой в мире — носить безукоризненную прическу, шикарную одежду, дорогую обувь, — словом, все с иголочки. Но она этого не делает. Не желает. У нее до сих пор фигура — двадцатилетием узкие бедра и великолепные ноги. Лишь черты лица стали несколько тяжелее. Брижит до сих пор позволяет себя фотографировать, но обычно эта честь выпадает тем, кому она доверяет. По словам фотографов, она не разрешает им снимать себя крупным планом.