Так кто же Пьер? Ужели слово найдено?

9. Русский Фауст?

9. Русский Фауст?

Русскими Фаустами у нас именовали многих русских героев. Чаще всего Ивана Карамазова, наиболее мыслящего, глубокого и трагического, к тому же испытывающего дьявольское искушение, напрямую столкнувшегося с чертом. Но, быть может, наиболее сознательное следование и возражение образу, созданному Гёте, мы находим в эпопее Толстого. Столкновения и борьбы с чертом у Безухова нет. Но есть нечто более важное – раздвоенность души, тянущейся одновременно и к небесному, и к плотскому, земному. Черт – всего лишь порождение этой мучительной раздвоенности. Пьер признается в том, что его влекут женщины, он пьянствует, объедается, распутничает, но он же самый искренний искатель высших смыслов, всю душу вкладывающий, скажем, в масонские дела по переустройству души и мира. Но именно об этой своей двойственности говорит и Фауст:

Так что у Пьера, как и у Фауста, две жизни. Первая – приятие этого мира: кутежи, женитьба на Элен, дуэль и пр. (т. е. жизнь Фауста до Маргариты). Но, как и немецкий ученый, он мучается этой жизнью, ищет лучшего себя. Вторая – как результат духовных поисков.

Как я уже пытался показать, чтение и перечитывание Гёте, духовное соперничество с ним во многом определяло творчество Толстого. «Фауста» он читал не раз. Причем трагедия эта обсуждалась постоянно в среде русских писателей. Пушкин писал парафраз на «Фауста», В.Ф. Одоевский героя своего философского романа «Русские ночи», выразителя авторской позиции, именовал Фаустом, Тургенев одну из лучших своих повестей прямо назвал «Фауст». Но это были переосмысления, парафразы, следование. Толстой пытается создать нечто равномощное.

В процессе писания «Войны и мира» он вновь перечитывает «Фауста». В дневнике от 9 марта 1865 г. есть такая запись: «Оба дня писал, поправлял. <…> “Фауст” Гёте читал. Поэзия мысли и поэзия, имеющая предметом то, что не может выразить никакое другое искусство» (XXI, 255). Гёте задает ему соревновательный пафос, предлагает тот захват проблем, который осуществляет Толстой в эпопее: единство образной системы и размышлений. Кстати, сравнение одного из героев «Войны и мира» с Фаустом в русской литературе уже звучало.

Алданов называет Андрея Болконского русским Фаустом[456]. Но князь Андрей не занят духовными поисками. Его позиция слишком определенна. Ищет тайных смыслов (масоны), глубины жизни и смерти (дуэль с Долоховым), любви (открытие вечной женственности – ewig weibliche – в Наташе Ростовой) Пьер Безухов. Характерна фамилия – Безухов, т. е. глухой, недоступный внешним шумам, чей слух закрыт для суетного мира и открыт внутренним созвучиям и сочетаниям земли и неба (напомним хотя бы каббалистику с цифрами, в которые он играл, чтоб найти человека, который освободит мир от Антихриста-Наполеона – типичный чернокнижник вроде Фауста).