— Что? — она не поняла.

— Не позволяю спросить, что я делаю на улице в таком виде.

Мама гневно поджала губы. Вот сейчас он, кажется, уже был вблизи от того момента, когда перегнутая палка ломается. Странно, что от выражения ее лица кругом не начали загораться деревья, а мертвые птицы не попадали дождем на мостовую.

— Ты наказан, Томас Роберт Кэндл, — сказала мама и потащила упирающегося сына за руку к дому. — И для твоего же блага постарайся, чтобы за сегодняшний день я больше не называла тебя полным именем. Ты ведешь себя так, что мне за тебя стыдно.

Это было худшим заявлением от мамы, какое когда-либо слышал Томми. И самым пугающим. Мальчик знал: мама не любит, чтобы ей было стыдно, и поэтому непременно придумает для него какое-то исключительно ужасное наказание.

— Дома тебя ждут еще три ложки рыбьего жира, — сказала она.

— Ты злая… — гневно всхлипнул Томми и шмыгнул сопливым носом.

— А ты маленький, — мстительно ответила мама и повела сына домой.

— Ты куда-то собираешься, дочка?! — раздалось со второго этажа.

Стоило Кларе вдеть руки в рукава пальто и снять с вешалки берет, как мама тут же это почувствовала. В ее голосе прозвучало намного больше заинтересованности, чем обычно: она была взволнована и будто бы чего-то ожидала.

— Да, я иду в парк! — громко ответила дочь, нырнув головой во тьму лестничного пролета.

— На ночь глядя! — возмутилась София, но, как показалось дочери, неискренне. — Какой такой парк?

— Фонари уже второй день горят, мама! Там очень красиво, я хочу посмотреть! — Клара затаила дыхание и забросила крючок: — Но если ты настаиваешь, я останусь. Почитаю тебе какую-нибудь книжку.

— О, нет-нет! — запротестовала мама, и Клара не смогла сдержать торжествующую улыбку. — Зачем тебе со старухой сидеть? Ступай, ступай!

— А ты чем займешься?

— Да спать лягу, — солгала София Кроу, явно считая себя великолепной актрисой. — Что-то в сон клонит…

— Тогда спокойной ночи, мама.

— Клара, ты повесила метлу? Ты ведь знаешь, что меня мучают кошмары.