Я целовал ее, крепко прижимая к себе. Я дышал ею. Я наконец-то вновь дышал.

Касаться ее было все равно, что касаться своей энергии: будто огонь вспыхивал в моем сердце и сжигал его дотла. В жадных сплетениях наших губ больше не оставалось ни ее, ни меня. Оставались только мы, но и этого было недостаточно. Этого никогда не было достаточно.

Я даже не смог осознать тот момент, когда мы оказались в моей кровати. И следующее, что зафиксировал мой разум – что она была там, где мне этого хотелось. На моих коленях. А потом она оказалась рядом со мной в постели, от чего мое сердце совершало в груди безумные вещи. Это было так по-человечески, но мне это нравилось.

Ее лицо порозовело, когда я снял с нее разорванную футболку. Яхве! На ней все еще оставалось слишком много одежды. Мои руки скользнули вниз по ее груди, животу, задерживаясь на местах розового шрама, от сегодняшней схватки. Меня с ума сводило ощущение ее шелковой кожи, под моими подушечками пальцев.

Она проводила ладонями сквозь мои волосы, не сводя с меня затуманенного взгляда. Каждое ее микродвижение вызывало дрожь по всему моему телу.

– Я люблю тебя, Люцифер, – прошептала она мне в губы.

И дурацкий спазм снова сдавил мое сердце так сильно, словно кто-то ударил меня в грудь, но только в этот раз ощущение было приятным. Как удар в грудь можно считать приятным чувством, оставалось за пределами моего понимания, но мне это безумно приходилось по вкусу.

Все о чем я мог думать – насколько сильно я благодарен ей, что она оставалась живой. Яхве! Я превращался в сентиментального кретина. Но странно, что мне было наплевать на это.

Низкий звук, который вырвался из моего горла, должен был принадлежать скорее хищнику, нежели человеку или демону.

Я вытирал ее влажные слезы, когда она говорила о Ашкале, о маме. Черт! Мне нужно было убить того маленького засранца, как только я учуял его энергию в нашей школе. Всего этого могло не произойти. Он бы не схватил Ал, пытаясь осушить ее, ей бы не пришлось переживать за Лизу. И она бы не потеряла свою маму.

Но то, что прямо сейчас действительно имело значение – это сама Алекс. И то, что мы с ней были вместе.

Между поцелуями, которые заставляли меня задыхаться, я рассказал ей о том, о чем никогда никому не рассказывал. Как я терял рассудок, когда мою маму отправили в Небытие и какую надежду почувствовал, когда появился шанс ее вытащить оттуда. Как я порой ненавидел тот груз ответственности, который ложился на мои плечи в качестве наследника трона ада. И самое важное то, как я ненавидел себя за то, что потерял ее однажды.