Лена, сидевшая радом и внимательно слушавшая разговор, напряглась и грозно посмотрела на Наташу. Она протянула руку, намереваясь отобрать телефон, но Наташа сделала круглые глаза и отчаянно покачала головой. Лена махнула, мол, делай, как знаешь.
— Домой, куда же еще! — резко ответила Марина, и Наташа сникла. — Представляешь, — возбужденно продолжила курортная знакомая, — на фоне дубайских неприятностей я сблизилась с Алексом. Мы последние дни не расстаемся. Он такой классный! Показал нам с Дашкой все лучшие места эмирата. Мы договорились продолжить знакомство и встретиться в октябре в Греции.
— Я за тебя очень рада, — сказала Наташа, но в голосе звучала такая грусть, что Ленка недовольно задышала.
— Наташ, не теряйся. Я через два дня возвращаюсь в Москву. Давай встретимся!
Они договорились о месте и времени встречи, и Наталья отключила вызов. «Ну и гад Демин!
Права Ленка, надо выбросить его из головы».
На следующий день Наташа вернулась в Москву. В душе еще теплилась искорка надежды, что дома ее ждут новости, но квартира встретила тишиной. Ни записок у двери, ни писем в почтовом ящике. «Вот дура романтическая! — ругала себя Наташа, раскладывая вещи в шкаф. — На что надеялась? Думала, Демину ты нужна? Он сейчас радуется, что фирма, будто по волшебству, спасена, и можно жить дальше и не думать о проблемах».
Она сходила к соседке и забрала Малыша. Кот обрадовался хозяйке, весь вечер не отходил от нее ни на шаг. Уже ночью Наташа не выдержала. Она взяла телефон и стала искать номер Демина.
— Я с этой сволочью разберусь! Он у меня попляшет! — бубнила она, листая страницы телефонной книги. Номер исчез. — Ленка, значит, удалила, — обреченно прошептала Наташа и всхлипнула, а потом уткнулась лицом в подушку и выплеснула горе.
Осень наступила незаметно. Рутина адвокатской конторы не давала скучать. Наташа, как деревенская бабка кошелками, завалила рабочий стол исками, разбирательствами, семейными конфликтами. Она вела одновременно несколько дел, чтобы не оставалось ни минуты на размышления и терзания. В кабинете менялись клиенты, ссорились супруги, плакали несчастные женщины, и ругались обиженные мужчины.
Дубайские приключения она вспоминала все реже, да и горечь обиды, терзавшая ее душу первые недели, с каждым днем становилась все меньше.
Какое-то время она еще бросалась к каждому телефонному звонку, но чудо не происходило. Огонек надежды, который сначала превратился в уголек, потом в искру, погас. Не дано, значит, ей испытать женского счастья. И материнского тоже. На роду написано оставаться одиночкой.