Два лестничных пролета привели их в маленькую прихожую с узким окошком, в которое Фатима увидела бассейн, только угол зрения был непривычным, она как будто стала муравьем и ползла по земле – просто окно находилось прямо на уровне бетонного покрытия двора. Отсюда узкий коридор, освещенный светильниками-шарами, свисающими с потолка, как яйца инопланетных кур, вел вглубь утеса, на котором стоял дом. По обеим сторонам Фатима увидела двери, а заканчивался этот коридор мощной стальной дверью под цвет обшитых деревом стен с глазком и массивной ручкой. Евгения повела ее к обычной деревянной двери, находящейся рядом с дверью охраны. Сам коридор напоминал узкую букву П, во главе которой и располагался пункт охраны.

– Тут у нас котельная, – указала на противоположную дверь Евгения, но за дверью было тихо, летом котел, конечно же, не работал. – Здесь кладовая со швабрами и прочей фигней, – дверь напротив, – а рядом у нас сушилка, когда котел работает, мы сушим там, а летом сушим на улице, разумеется, когда хозяина нет, так что сушилка часто простаивает. А вот тут, – она указала на комнату с левой стороны, прямо рядом с постом охраны, – тут у нас бельевая. Нам сюда.

Евгения повернула ручку и вошла в темную комнату, тоже без окон, включила свет. Как только выключатель щелкнул, Фатима просто застыла от изумления, она-то ожидала увидеть маленькую каморку с громким названием «бельевая комната», а увидела действительно просторную комнату, заставленную высокими шкафами и полками. Посреди комнаты стояла большая гладильная доска, еще три, сложенные, были прислонены к стене, напротив входной двери у стены стоял на тумбочке телевизор, рядом на полу – старый, но еще работающий японский магнитофончик-однокассетник, по нему слушают радио, поняла Фатима. Между полками у стен стояли два кресла, потертые, но видимо, удобные, иначе бы их так не засидели. Под потолком висела люстра с 5 лампочками, дававшая достаточно света.

– Вот оно, царство простыней и наволочек, – обвела рукой комнату Евгения, – на сегодня ты назначаешься королевой бельевого царства.

– Круто, – выдохнула Фатима, разглядывая полки со стопками белья, – я люблю гладить. А вообще-то я думала, вам все в прачечной гладят.

– Раньше гладили, но после того, как сожгли три шелковые простыни, мы с этой услугой завязали. Теперь гладим сами, а скоро, наверное, и стирать почти все сами будем, благо, тут все для этого есть. Сушим мы, например, давно сами, а то они наши шелка как пропустят через барабан, так потом не отгладишь. Кое-что, конечно, и сейчас сами стираем, ну там кухонные полотенца или салфетки, – говорила главная горничная, доставая откуда-то с полки утюг и включая его в розетку, – а по мне, так надо давно этих козлов из прачечной послать, работать ни хрена не умеют и не хотят, а у нас стиральные машины стоят пылятся. Только зря деньги выбрасываем. – А потом с деланным безразличием, за которым явно проступала злость, добавила, – хотя мне-то что? Не я же здесь экономка.