Представление моё новому начальству получилось недолгим. Секретаря на месте не было. Со словами «у нас без церемоний» мой новый шеф (буду условно звать его шефом по разным соображениям) толкнул дверь. Мы вошли, и стали невольными свидетелями. Опершись о краешек стола, полусидел- полустоял начальник отдела Берлатый, а визави с ним рослая молодая женщина, подсмеиваясь то ли над собой, то ли над окружающими, докладывала возмущённым голосом о ходе испытаний. Я услышал только конец фразы:

– … налицо «эффект кабелей». Не знаю, как правильно сказать: «ка́белей» или «кабеле́й»?

– Кобелей, – ответил Берлатый и все рассмеялись.

Рассмеялась и женщина. Была она очень высока, хотя и сложена пропорционально, и видно было, что ей и самой противно этим заниматься и смешно. Не придаёт она здешним делам должного внимания, считая их временными. В ней даже было некое высокомерие. «Мы – физики, и этим, мол, всё сказано».

Я знал, что они из атомной отрасли, переведены сюда скопом и перелётными птицами опустились на третьей территории. Отличием их ещё было, пожалуй, в том, что они чувствовали себя по-прежнему единой семьёй и не церемонились в разговоре.

Знакомство с начальством и моё представление разом состоялись, и мы отправились восвояси в главное мрачного вида здание, где в двух комнатах первого этажа размещалась наша лаборатория.

Это громко сказано – «две комнаты». Начинать мне пришлось в маленьком кабинете начальника лаборатории, того самого крепкого мужчины, шефа. Занимался он формированием полётных полезных нагрузок, обязанных наряду с колоссальными затратами приносить хоть какую-то видимую пользу от космонавтики.

Сколько раз уговаривал я себя не бороться с власть имущими, что заведомо бесполезно и только приносит вред. Вот и на этот раз, поимев слабое удовольствие иллюзорной правоты, я очутился в «отстойнике» третьей территории, в мрачном здании, в высокой комнате, узко-тесной, имевшей достойный размер разве что в высоту. За единственным окном её прекрасные остроконечные ели естественной ширмой всего-всего: и стенда перекисных двигателей моего исходного детища, из тех, что когда -то я бездумно, не глядя раздавал, и сохранившаяся пристрельная горка , в которую лупили пристреливаясь в войну скорострельные грабинские пушки и остальная третья территория, за которой коллективные сады и торфянка, примитивное торфодобывающее предприятие, пережившее всех и сохранившееся в исходном виде с древних времён.

Лаборатория претерпела мытарства и гонения и-за авантюристических склонностей шефа. Поведение его отличалось от принятого для окружающих. Он пропадал по лишь ему известным неотложным делам и имел особый круг общения. Отчего порою принимал непонятные на первый взгляд решения и выглядел настоящим фигурантом неведомых сфер, посещавшим наш мир время от времени. Вышестоящие пытались безуспешно привести его в привычную норму и отказывались понимать его выходки. За них его пробовали карать, но чаще махали рукой. А он, продолжая свои партизанские наскоки, казалось, действуя по своим особым правилам, круто и вопреки, не собираясь под кого-то подстраиваться.