Светлый фон

– Я села на заднее сидение – по коже холод: ‘’мама, мама’’ – одно слово у меня в голове, а он что-то шипел, кряхтел, рылся в своем портфеле. Протянул мне конверт и сказал: ‘’Передайте это вашим друзьям. Мне некогда, время вышло’’.

Инна, заметно продолжая нервничать, вытащила из своей сумочки конверт перетянутый черной лентой и скрепленной черной печатью из материала похожего на сургуч.

– Вот – Инна протянула письмо Карине Карловне.

Карина Карловна, в соответствии со своей привычкой, отложила конверт в сторону и произнесла голосом, взятым из обыденности планерок.

– Что дальше Инна.

Эдуард Арсеньевич хотел вмешаться, сказав.

– ‘’Ладно, хватит, раскрывай послание Толстозадова’’, но вид Карины Карловны не позволил ему сделать это. Рыжая борода впялился в коленки Инны, напрочь забыв, о чем идет речь; ‘’Без юбки, ее усадить на этот стул’’ – это все, о чем думал Рыжая борода.

– Дальше я пошла с этим конвертом в руках. Прошла метров сто в сторону старого барака, а он не приблизился. Мне еще страшнее стало. Остановилась, дышать тяжело, как будто бежала двести метров для зачета. Обернулась вправо от себя, – и чуть не потеряла сознание. На каком-то грязном ящике сидят двое, просто неописуемых людей. Один толстый и похожий на того, что был в машине. Одетый в хороший, без сомнения, дорогой костюм, только грязный весь. Руки в глине, пиджак тоже. Взгляд безумный, а рядом с ним и вовсе страшный тип. Кособокий какой-то, хоть и сидит, а все одно заметно. Лицо гадкое, глазки бегают, зубы желтые с выбоинами. Я застыла, а этот второй поднялся с ящика или корпуса бывшего холодильника. На нем штаны из какой-то мешковины, на причинном месте оттопыриваются, забыв о всяком стыде, кажется, что вот-вот мешковина порвется.

На этот раз Инна произнесла хоть и с трудом, обстоятельства не самого прилежного свойства. Выдохнула и взяла коротенькую паузу, во время которой Эдуард Арсеньевич, стряхнул собственную голову, чтобы прогнать от себя образ инвалида с торчащим через мешковатые штаны пиком демократии. Воспоминание о нем было неприятно, оно определяло личность встреченного Инной гражданина. Впрочем, это было и ненужно, потому что Инна и сама поведала о том, кого встретила.

– Я стою, думаю, но все. Сейчас начнется. Только этот в мешковатых штанах, произнес, не делая попыток со мной сблизиться.

– ‘’Добрый день Инна Владимировна, вам в направлении этого переулка, а моя фамилия Паскудин, я инвалид, а это мой новый товарищ’’. Зачем он представился, я не знаю. Я, как загипнотизированная смотрела на него и на его огромный контур и, как дура думала, а что если ткань порвется – Инна, снова покраснев, замолчала.