Именно эту систему унаследовали англичане в Нормандии. На практике (этот момент важен, так как он ясно показывает, что Генрих ни в коем случае не был принципиальным противником папства) в последующие несколько лет Папа хорошо справился с назначением нормандских епископов. В 1419 году появились должности, которые нужно было заполнить, и, практически игнорируя условия конкордата, Мартин смог навязать свои собственных кандидатов. Ему помог тот факт, что Генрих не хотел передавать нормандскую кафедру французу слишком скоро после своего завоевания герцогства, таким образом, Мартину было относительно легко назначать чужаков. Генрих также дал понять Папе, что не будет применять английское Statute of Praemunire на своих нормандских землях, тем самым лишив себя возможности использовать это оружие против Мартина. Результат всего этого был предсказуем. В Кутансе в конце 1418 года Папа назначил итальянца Пандульфо ди Малатеста, одного из своих собственных выборщиков, вместо местного жителя Николя Хабарта, который пользовался поддержкой капитула и даже одобрением короля. В Лизье в 1420 году король хотел, чтобы епископом стал кентерберийский бенедиктинец Джон Лэнгтон, но, несмотря на долгие уговоры курии, Папа назначил на эту должность кардинала Брандо да Кастильоне. Тот факт, что Кастильоне был дружественно настроен по отношению к Англии и имел большое влияние в курии, несомненно, помог подсластить пилюлю. В Эврё, несмотря на то, что капитул добился от Генриха разрешения на избрание, летом 1420 года кафедру получил папский кандидат, другой итальянец, Паоло де Капраника. В Байе Папа снова проигнорировал выбор главы, декана Жана дю Ома; вместо него (после того как дю Ом отказался от своих претензий) Мартин назначил Николя Хабарта[878].

Можем ли мы рассматривать это как случай сильного папского влияния или как недостаток решимости противостоять этому влиянию? Ни то, ни другое толкование само по себе не подходит: на Генриха не было похоже, чтобы он позволил воплотить в жизнь любую папскую политику, против которой он возражал. У Мартина, тем временем, в Нормандии все шло своим чередом. Возможно, это навело его на мысль, что стоит приложить решительные усилия, чтобы вернуть себе полные "церковные свободы" в Англии,[879] под этим эвфемизмом подразумевалась отмена статутов Provisors и Praemunire. К 1419 году, в ответ на призыв Генриха о помощи против французов, он, возможно, почувствовал, что отмена антипапского законодательства — это то, чего можно добиться[880]. Однако то, что требовал Генрих, было больше, чем Мартин мог дать. Папа так и не убедился в обоснованности английских аргументов против Франции и не осудил убийство Иоанна Бургундского в Монтеро соратниками дофина Карла[881]. После заключения договора в Труа он не принял ни его условий, ни новой расстановки сил на французской политической сцене, которую он создал. Для Мартина Генрих никогда не был (по крайней мере, публично) регентом Франции или наследником престола; и уж тем более он никогда не обращался к Генриху VI как к королю Франции[882]. Мы не должны сомневаться в искренности взглядов Папы. Тем не менее, следует подчеркнуть, что, отказываясь от поддержки и санкции на урегулирование, согласованное в Труа, Мартин создавал для себя выгодную позицию на переговорах: Генрих мог купить его поддержку, но ценой была бы отмена актов 1351, 1353 и 1393 годов[883].