Ночью Франц проснулся от того, что его кто-то легонько толкал в бок.
– Подвинься, – Франц сразу узнал дорогой ему голос, – ну что я там одна на полу…
Кровать была довольно обшироной и Франц оказался между двух Тамар. Наверное в таких случаях надо загадывать желание, но об этом как-то сразу забылось.
Когда-то очень давно, когда Семёну было лет двадцать, а Юрке-Греку и того меньше, их пригласили в гости девчонки, одна из которых была Юркиной подружкой. Дело было всё на тех же знаменитых дачах под Красноярском. Грек тогда решил, что этой ночью лишит девственности свою подружку. Дело осложнялось тем, что девчонок было трое. Пришлось Семёну взять на себя сразу двух подружек, чтобы дать возможность Юрке-Греку осуществить задуманное. Семён всю ночь пролежал между двумя симпатичными девчонками, как замороженный, а те обнимали его по очереди и закидывали на него ноги, думаля, наверное, кому первому выпадет жребий быть обнятой и обласканой.
В эту новогоднюю Берлинскую ночь Франц очень сожалел, что природа не дала возможность человеку видеть руками. Видеть пальцами те места, к которым он мог прикоснуться, а прикоснуться разрешалось ко всем тайнам. Это были две удивительных, сказочных берлинских ночи, которые не забываются всю жизнь.
Когда на следующий день провожали Тамару в аэропорт «Тегель», водитель включил вдруг радио на русской волне и из динамиков врезался в душу незабываемый голос Кикабидзе: «По аэродрому, по аэродрому, лайнер пробежал, как по судьбе и осталась в небе….».
На душе Франца взорвалась бомба, а в голову навязчиво лезли строчки стихов: «Скрипела до зари кровать, а может быть, скрипело Мирозданье, хотелось звёзды трогать и ласкать, и Млечный Путь открыт был для познанья. И музыка подлунная плыла и можно было тайны открывать, а центром Мироздания была, скрипящая всей вечностью кровать».
* * *