Тем временем, попытки выломать двери усилились, будто кто – то снаружи их с силой пинал. Очкарик продолжал что – то злобно произносить:

– Моей женой накормили толпу, судьбоносным кулаком сломали ей нос…

Послышались чей -то приглушённый издевательский хохот, на который парень никак не реагировал.

– Всенародной толпой обесчестили её, а потом бездомные псы растерзали ей плоть…

Двери уже не просто пинали, их ожесточённо долбили, всё норовя пробраться внутрь. Но, пока – что, цепи выдерживали.

– Так отдали б хотя – бы её фото, одну единственную фотографию… Но нет! Вы выбросили её тело на помойку, будто ребёнок свою нелюбимую куклу!

За дверью послышались женские пересмешки, сплетни и вздохи.

– А теперь, вы хотите чтобы я жил как все!? Хотите чтобы я просто забыл ваше преступление!?

Петли, на которых двери и держались, начинали просаживаться, скрипеть и всячески давать понять, что долго они так не выдержат.

– Пошли вы все к чёрту, прагматичные философы и холодные психотерапевты! Я любил свою жену, а вы её сожрали, и пытаетесь заменить изумруд на дешёвую пластмассовую игрушку!.. Я буду обороняться…