— Я слушаю, — тихо ответил Северов, поправив мои волосы и перебрасывая их за спину.

— Хочу, чтобы ты меня поцеловал. Но только дома. Под нашим небом.

— И все? Так просто? — спросил он, поглаживая большими пальцами мою шею и подбородок.

— Нет, — ответила я и придвинулась ближе к его губам, пока между нами не остались лишь миллиметры раскаленного воздуха. Повторяя те же слова, что он сам сказал мне когда-то. — Потому что поцелуй это не просто касание губ. Это мгновение «до». Ожидание. Предвкушение.

— А чем дольше ожидание, тем ярче момент, — договорил он, находясь крайне близко, но все еще не целуя.

И тогда я потянулась к нему сама, выдохнув:

— Ведь счастье приносят самые простые вещи.

Мы не зажигали свет.

Не тревожили тишину ненужными фразами.

Не занавешивали окон, как и решили, оставляя в свидетелях небо.

Лишь закрыли за собой дверь, и на несколько секунд в воздухе зависло тревожное ожидание, а потом Север одними губами произнес:

— Иди ко мне.

Несмотря на то, что колени упорно подкашивались, я сделала два шага, утопая босыми ногами в мягком ковре. И исчезло все, оставляя лишь нас двоих. Другими. Мазками прикосновений рисующими для себя новую историю. Ведь если каждую ошибку, что я совершила в отношении Виктора записать, хватило бы на целый роман. Но он стоил того, чтобы быть написанным. И переписанным начисто, пусть и рваными фразами.

Его губы… Мои пальцы… Пуговицы на черной рубашке и лунный свет, подчёркивающий остроту ключиц.

Я осторожно скользнула взглядом по четким линиями мужского тела. Сильного. Крепкого. Настолько идеального, что, казалось, ему место в музее, а не здесь, со мной. Но он был рядом. Как и в каждую минуту до этого дня, когда мне требовалась его поддержка и помощь.

Его имя… Мой шепот… Стук сердца, отсчитывающий до безумия нежные прикосновения. Немного робкие, осторожные, но разжигающие на коже тысячи крошечных пожаров, в которых сгорело все. Прошлое и неважное.

Его руки… Моя кожа… Тонкие пальцы, поддевающие край шелковой блузы, тянущие наверх и опускающие ее позади белым воздушным облаком. Его ладони поверх моих, тихий шепот в приоткрытые губы, и глаза, в которых можно утонуть. В которых трепет, восхищение и обожание слились в одно — такое заветное слово «любовь», что кружилось на кончиках губ, но так с них и не сорвалось.

Мой тихий стон… Его рваный вдох… Причудливые тени, запутавшиеся в пустоте бетонных стен. Разбившийся о них краткий вскрик. Смесь из внезапной острой боли и нежности.