— Вы настолько окрепли, — сказал мистер Уизерден, садясь на стул возле его кровати, — что я рискну передать вам одно известие, которое дошло до моего сведения официальным путем.

Перспектива услышать какое-то известие от джентльмена, прикосновенного по роду своей деятельности к юридическому сословию, показалась Ричарду не столь заманчивой. Весьма возможно, что в голове у него пронеслась мысль о двух-трех очень уж просроченных долгах, относительно которых ему не раз напоминали в угрожающих письмах.

Физиономия у Ричарда вытянулась, но он все же сказал: — Пожалуйста, сэр. Надеюсь, впрочем, что это будет не так уж огорчительно.

— Неужто я бы не выбрал более подходящего времени, чтобы сообщить вам огорчительные известия! возразил ему нотариус. — Но прежде всего запомните: мои друзья, которые только что вышли отсюда, ни о чем таком даже не подозревают и, следовательно, заботятся о нас совершенно бескорыстно, не рассчитывая, что вы вернете им истраченные деньги. Легкомысленному, беспечному человеку полезно это знать.

Дик поблагодарил мистера Уизердена, вполне согласившись с ним.

— Я наводил о вас справки, — продолжал нотариус, — по правде говоря, не думая, что мы с вами встретимся при таких обстоятельствах. Вы приходитесь племянником покойной девице Ребекке Свивеллер из Чизелборна, в графстве Дорсетшир?

— Покойной?! — воскликнул Дик.

— Да, покойной. Более благонравный племянник получил бы после своей тетушки двадцать пять тысяч фунтов стерлингов (так сказано в завещании, и я не вижу причин сомневаться в этом), но поскольку вы такой, какой есть, вам придется удовольствоваться ежегодной рентой в сто пятьдесят фунтов. Впрочем, я считаю, что с этим вас тоже можно поздравить.

— Можно! — не то плача, не то смеясь, проговорил Дик. — Можно, сэр! Потому что, видит бог, мы отдадим бедную маркизу в школу, и она у нас будет ученая! Ей суждено ходить в шелках и серебром сорить [90], или не подняться мне никогда с одра болезни!

Глава LXVII

Глава LXVII

Не ведая о событиях, правдиво описанных в предыдущей главе, не подозревая о пропасти, разверзшейся у него под ногами (ибо наши друзья, опасаясь, как бы он не пронюхал, что ему грозит, окружали каждый свой шаг строжайшей тайной), мистер Квилп по-прежнему сидел у себя в конторе и в полной безмятежности наслаждался плодами своих козней. Углубившись в подведение кое-каких счетов — занятие, которому тишина и одиночество только благоприятствуют, — он не показывал носа из своей берлоги уже вторые сутки. Наступил третий день, а карлик все еще был погружен в работу и не собирался никуда выходить с пристани.