– А, знаю, – сказал Ахилл. – Торговец.

– Нет. Ремесленник.

– Не воин. Все равно. А ты?

– Я? Учусь.

– На воина?

– Не знаю еще. Если призовут на два года…

– Не знаешь? А учишься.

– А ты будто бы знал?

– Я? Знал. Я еще под стол пешком ходил, а уже знал, что буду воином, буду героем, что меня убьют стрелой. Вот сюда, – он похлопал себя по бронзовому напятнику. – Кстати, отсюда пошло выражение «душа в пятке». Я его никогда не снимаю, – он снова похлопал себя по напятнику. – А все равно убьют сюда. Судьба. С нами пойдешь завтра?

– Куда?

– Куда поведут.

– Это привычно. Пойду. Веревку с собой брать?

– Зачем веревку? Копье дадим. Ладно, вздремну немного. Укрой меня чем-нибудь. А как сжарится – буди. Не церемонься. Не смотри, что я царь.

Мурлов накинул на Ахилла простынку от мух, натаскал в бачок воды, почистил картошку и стал жарить лук и мясо на огромной сковороде. Все это выделила Дуся, когда узнала, что Ахилл пожелал отведать в ее доме жареного мяса. Она послала Мурлова в погреб за бутылью вина и маринованным чесноком.

– Ты жарь мясо, а я соберу на стол, – сказала она.

Приготовив трапезу, Мурлов с трудом разбудил Ахилла. Тот мычал и отворачивал голову.

– Кушать подано! – сказал Мурлов.

– А? Ага-а…– сказал грек и сел, растрепанный, весь в ссадинах и кровоподтеках. Глаза у него были мутные, как с похмелья.

– Дай я тебя смажу, – сказала хозяйка. – Вон весь побитый, как пес.

– Смажь, – охотно согласился Ахилл. – Я свою мазь Главкону отдал. Ему здорово досталось.