Несколько лет назад альманах «Мозг и сознание» опубликовал интервью с Томасом Метцингером, философом из университета города Майнц, под заголовком «Материалистический взгляд на нейроэтику». В нем утверждалось: «Ни один человек из тех, кто идет в ногу с научным прогрессом, не может продолжать верить в возможность сохранения своей личности после смерти»[1].

Такие известные нейробиологи, как Эрик Кандель, Антонио Дамасио и Родольфо Льинас, придерживаются схожего мнения: когда мозг умирает, разум, будучи продуктом деятельности мозга, тоже перестает существовать.

В свете теории информации и вычислительных наук подобное устрашающее и безрассудное высказывание не имеет под собой оснований. Если распространить возможности вычислительной парадигмы за пределы ее собственных границ, что мы и попытаемся сделать в этой книге, то окажется, что вердикт совершенно противоположен: представление о продолжении существования личности после смерти – прямое следствие базовых предпосылок теории информации и вычислительных наук[2]. Итак, давайте немного уточним высказывание Метцингера. Я считаю, можно безошибочно утверждать, что вера в сохранение личности после смерти прекрасно сочетается с научным прогрессом.

Идея о том, что для человека все заканчивается с его смертью, крепко укоренилась в современной науке. Монументальная ошибка интерпретации привела к тому, что нейронауки смешали информацию, информационные программы и индивидуализированное сознание с физической структурой, которая является их носителем. Эта оплошность оставила неизгладимый след, породив одну из самых влиятельных парадигм современности: сознание является продуктом мозговой активности. Если мозг умирает, разум исчезает навсегда.

К счастью, не все нейробиологи разделяют это мнение. Например, таковыми являются Чарльз Шеррингтон (1857–1952), получивший Нобелевскую премию по медицине за открытие синапсов (способа соединения нервных клеток), и его известный ученик, американский нейрохирург Уайлдер Пенфилд (1891–1976), которому мы обязаны одной из самых известных концепций нейробиологии (он придумал гомункулуса Пенфилда, представляющего большинство нервных функций). Они придерживались диаметрально противоположного взгляда: есть две отдельные, отличающиеся сущности внутри черепа человека.

Проработав почти всю жизнь над изучением врожденных рефлексов у животных в своей лаборатории, Шеррингтон прекратил эксперименты и посвятил свои последние годы философским размышлениям над проблемами мозга и разума. В прологе нового издания своей книги «Интегративная деятельность нервной системы» он написал: «Мнение о том, что наша личность, вероятно, состоит из двух основных элементов (разума и мозга), не заключает в себе, на мой взгляд, больше невероятности, чем допущение, что она зиждется только на одном начале (мозге)»[3].