Каспер тепло улыбнулся и ласково погладил тыльную сторону кисти Дарена подушечкой большого пальца. Он хотел притянуть его к себе и поцеловать, но вдруг понял, что они уже пришли.

Театр «Юстина» превратился в обугленное, наполовину разрушенное здание. Крыша обвалилась, все деревянные доски сгорели. Сквозь черные прямоугольники окон на гостей смотрел холодный и пустой мрак.

Это не театр, а свалка из камней и пепла. Теперь «Юстину» точно никогда не отреставрируют, даже если город снова оживет. Однако Каспер об этой утрате ни капли не сожалел.

Здесь он для того, чтобы попрощаться.

– Она ушла здесь, – подсказал Дарен, когда подвел Каспера к нужному месту. – Разлом закрылся тут.

– Спасибо, – голос казался чужим. – Есть лист бумаги?

Дарен, даже если удивился просьбе, внешне этого никак не показал. Он достал из рюкзака листок и протянул его вместе с карандашом.

– Мне побыть с тобой? – спросил он.

Когда Каспер кивнул, Дарен так же, как и он, присел на корточки и стал внимательно наблюдать.

– «Моему счастливому воспоминанию. Этель», – прочитал написанное послание Каспер и тяжело вздохнул: – Как думаешь, она когда-нибудь об этом узнает?

Дарен накрыл руку Каспера своей, но ничего не сказал.

Да, у всего должна быть своя Изнанка. Особенно явная она у тех вещей, что пропитаны эмоциями. Поэтому в свое короткое письмо Каспер постарался вложить все радостные чувства, что они с Этель пережили за год дружбы. Он наполнил ими каждую букву в надежде, что записка, сложенная в журавлика, однажды упорхнет в Изнанку.

Каспер верил, что Этель жива и обязательно найдет эту весточку.

Он оставил журавлика на снегу и встал, тут же очутившись в объятиях Дарена. Прячась в его тепле, Каспер позволил себе слабость, но быстро вытер слезы. Он обернулся на записку, но ее там уже не было.

– Ветер?

– Может быть, – Дарен улыбнулся, и в этом проклятом месте Каспер впервые четко осознал: несмотря ни на что, у них все будет хорошо.