А еще потому, что отец любил его.

Я очень хотела, чтобы Руне преодолел этот последний барьер.

Руне вздохнул:

— Не возражал.

Мои губы разъехались в улыбке. Подавшись к нему, я опустила голову ему на плечо.

— Я горжусь тобой.

Руне стиснул зубы, но промолчал.

Вокруг танцевали и развлекались наши одноклассники. Я видела их повзрослевшими, радовалась за них и спрашивала себя, что сделают они со своей жизнью, кто на ком женится и кто за кого выйдет замуж, заведут ли они детей.

А потом я увидела знакомое лицо девушки, наблюдавшей за мной с другой стороны зала. Это была Эвери, и она сидела там со своими друзьями. Когда наши взгляды встретились, я подняла руку и помахала ей. Эвери улыбнулась и тоже помахала.

— Только ты, — вздохнул Руне, заметив, что я смотрю на Эвери, и покачал головой. — Только ты.

Вечер шел своим чередом. Мои друзья веселились, и я радовалась за них. Я дорожила этим временем и ценила его. Мне было приятно видеть их всех счастливыми.

Руне положил руку мне на плечо.

— Как ты все это сделал? — спросила я.

Он указал на Джори и Руби:

— Это они, Поппимин. Они хотели, чтобы у тебя было это все. Они и организовали. Перенесли дату. Выбрали тему. Все они.

Я скептически покачала головой.

— Почему-то у меня такое чувство, что не только они.

Руне покраснел и, приняв безразличный вид, пожал плечами. Конечно, он сделал больше, чем был готов признать. Я придвинулась к нему, взяла его лицо в ладони и сказала:

— Я люблю тебя, Руне Кристиансен. Очень, очень люблю.