Какое-то время она молчала. Переваривала сказанное им, и всё ещё отказывалась верить в то, что все эти годы жила какой-то иллюзией идеальной семьи. Как так? Отец ведь любит маму! И она...
— А записи? Ты удалил? Оставш...ее..ся... — запнулась и, подняв голову, посмотрела на его профиль.
— Нет пока, — его голос стал тише. Как и музыка в салоне.
— Почему? Ты обещал, что всё удалишь.
— Не хочешь поговорить об этом завтра? Когда язык не будет заплетаться?
— Хочу... — ответила не подумав, и сжала губы, чувствуя, что вот-вот произойдёт что-то, что позже заставит её краснеть, — Егор, останови...
— Мы почти приехали, — не обратил внимание на сдавленный голос Даниэлы, — угомонись.
— Егор, останови! — он вздрогнул от её крика и, обернувшись, понял, что ещё немного, и она загадит его тачку содержимым своего желудка.
— Твою мать, Муха! — дал по тормозам, щёлкая замками.
Дани буквально вывалилась из салона. Едва не упала на колени, когда её вывернуло наизнанку. Слышала отдалённый голос Гордеева. А затем его руки, придерживающие её за предплечья.
— Уйди, — простонала, сгорая от стыда и тяжело дыша, — уйди, Егор!
— Сиди, — отпустил её, — сейчас воды принесу.
На секунду закрыл глаза, и пальцами сжал переносицу. Бля... Он не сможет этого развидеть...
Достал из машины бутылку воды и, открыв ту, поднёс к её губам. Она тут же перехватила пластик, выливая воду себе на ладонь и умывая рот.
— Уйди ты! Блин! Егор! Я в состоянии о себе позаботиться!
Гордеев несколько секунд сверлил согнутую фигурку ледяным взглядом. А затем, опомнившись, всё же отошёл в сторону. Закурил, отворачиваясь от девушки и тихо выругался.
Пока курил, Дани привела себя в порядок. Поднялась на ноги и, закрутив бутылку, бросила ту обратно в салон. Мерзкое чувство. Отвратительное. Стыд горячими волнами приливал к щекам кровь. И, кажется, после этого позора она немного протрезвела.
— Всё? — Егор повернулся к ней и нетерпеливо потёр ладонью затылок, — можем ехать?
— Да, — кивнула, не глядя на него. — Наверное.
— Тогда садись. Вперёд. Чтоб не укачало.