Осенью 1978 г. – после сбора урожая – в провинциях вспыхнули очаги антикоммунистического сопротивления. Лашкары нападали на правительственные посты, разбросанные по всей стране. Армия не помогла – около половины из 90 тыс. новобранцев дезертировали или примкнули к повстанцам. Весной 1979 г. начался сезон полевых работ – но, вопреки ожиданиям, бои не утихли. Некоторые регионы полностью вышли из-под контроля Кабула – например Хазараджат, Бадахшан и Нуристан в марте 1989 г. провозгласили Свободный Нуристан. Вилаяты, населенные национальными меньшинствами, сохраняли автономию в течение многих лет, бросая вызов государственной целостности Афганистана.

Борьба молниеносно приобрела религиозный и интернациональный характер. Теперь афганцы оценивали ее как джихад против кафиров-коммунистов, а участники джихада – мусульманские партизаны из числа крестьян – именовались моджахедами[143]. В конце 1978 г. вожди афганских племен привели около 80 тыс. бойцов в Пакистан – и тамошний президент-исламист Мухаммед Зия-уль-Хак с радостью их приютил. В Вазиристане были созданы восемь тренировочных лагерей моджахедов. В дальнейшем на пакистанской территории множились перевалочные базы, учебные центры и военно-политические группировки боевиков – «Национальный исламский фронт Афганистана», «Движение исламской революции Афганистана», «Национальный фронт спасения Афганистана»…

Саурская революция застала СССР врасплох, но он быстро признал режим «Хальк». В мае 1978 г. Хафизуллу Амина встретили в Москве как «братского коммунистического лидера». Две страны заключили соглашение о 30 новых инфраструктурных и промышленных проектах, а в июне Кремль одобрил военную помощь Кабулу в размере $250 млн. В декабре того же года Амин и Тараки подписали в Москве новый советско-афганский договор о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве. Прежние многомиллионные кредиты, выданные Афганистану, были продлены; впоследствии долги списывались либо частично погашались за счет поставок в СССР афганского природного газа.

При этом уже к 1978 г. при непосредственном участии СССР было построено и введено в эксплуатацию 70 промышленных и транспортных объектов, подготовлено до 60 тыс. специалистов различного профиля. Советский Союз обеспечивал около 40 % внешнеторгового оборота Афганистана, занимал первое место по объему предоставленной ему иностранной экономической помощи. Его доля составляла 54 % общего объема внешних займов и кредитов (для сравнения – доля США составляла 15 %)[144].

Летом 1978 г. с Тараки беседовал Владимир Александрович Крючков (1924–2007) – тогдашний начальник Первого главного управления КГБ[145], а затем и его председатель. Вот что Крючков вспоминал об этой встрече: «Все сказанное Тараки произвело на меня тяжелое впечатление – оно было пронизано революционной романтикой, верой в социалистическое будущее и оптимизмом, за которым скрывалась неопытность политика и, я бы даже сказал, какая-то детская наивность. Я слушал и просто диву давался: прошло всего каких-то три месяца после апрельской революции, а афганское руководство, включая президента, уже вознеслось до небес, потеряло всякое чувство реальности. Тараки рассуждал о том, что НДПА, решившись на революцию и добившись победы, была права исторически, а вот Москва со своим скептицизмом – как раз нет. “То, что сделано в Советском Союзе за 60 лет советской власти, в Афганистане будет осуществлено за пять лет”, – восклицал президент. На вопрос, какой будет позиция новой власти в отношении ислама, последовал примечательный ответ: “Приезжайте к нам через год – и вы увидите, что наши мечети окажутся пустыми”. Пожалуй, одного этого заявления было достаточно для того, чтобы понять: новый режим обречен. Потом я неоднократно вспоминал эти высказывания Тараки и все отчетливее понимал всю глубину его заблуждений, подоплеку возникших из-за этого проблем. А ведь за ошибки недальновидных лидеров пришлось расплачиваться афганскому народу, ввергнутому в затяжное кровавое противоборство».