Раздались глухие выхлопы. Алексей вздрогнул. Прислушался. Где-то вдали рычал мотор автомобиля. Рычание приближалось, и Алексей приник к плите.

          Машина бешено мчалась, и почему-то так же бешено застучало сердце Алексея. Быстро и громко. Очень громко. Он даже испугался, что эти удары слышны далеко, у самой дороги.

          И в тот момент, когда машина проезжала мимо, там, за оградой, вдруг что-то помутилось, перевернулось для Алексея. Какая-то страшная сила, навалившись, схватила мертвой хваткой и прижала его – к холодному камню, а его сердце – швырнула в другую сторону, туда, вслед удалявшемуся автомобилю.

          Алексей обхватил плиту руками. Прижался к ней щекой. Перед глазами поплыли белые нежные облака. Эти облака, пронизывая ночной могильный мрак, исчезали за оградой, откуда струился свет… 

          Острая, раскаленная докрасна боль разбивала сердце. Сердце сжимали в железе, оно расплющивалось, из него брызгала теплая кровь и текла по щекам, по рукам, по черной плите, где в граните была высечена надпись на древнееврейском.

          Алексей прижался крепче. Плита была уже теплой и приятно грела ладони. Он понял, что нужно перелиться сейчас в эту теплоту, а грудь – пусть разрывается. Разбитыми, замерзшими пальцами он впился, вцарапался в какую-то высеченную букву. Колени его дрожали, ноги медленно сгибались...  

ххх

          Светло-бежевый «олдсмобиль» остановился на шумной улице.  

          – Ну и тачка у тебя. На такой только за детским питанием ездить, – сказал Юра, отворяя дверцу. 

          Они вошли в распахнутые двери ресторана. 

          – Погодь минутку, – Юра снял черную шапочку и, оставив Михаила в зеркальном холле, вошел в зал.

          Там гремела музыка, и сверкали огни. На сцене плясали девушки в бикини. Мелкими шажками Юра приблизился к столику в глубине зала, за которым сидели несколько мужиков. Наклонился к одному из них, что-то зашептал на ухо. Тот закивал, затем сунул руку во внутренний карман своего пиджака, достал деньги и передал Юре.      

          – На, Мишаня, бери, честно заработанные, – сказал Юра, вернувшись, и протянул Михаилу несколько новеньких, аккуратно сложенных купюр. – Пять соток. Да ладно тебе, ну, припугнули мальчика. Не убили же. Он сам нарвался: присвоил чужие деньги и не хотел отдавать... Слушай, пошли накатим по граммульке и посмотрим стриптиз, а? 

ххх