Не Ортега-и-Гассет начал использовать оппозицию «массы» и «творческого меньшинства». Вспомните хотя бы романтиков с их противопоставлением «гениев» и «толпы черни», героев и филистеров, или младогегельянцев (Бауэра, например) и Петра Лаврова с их идеей «критически мыслящего меньшинства», способного помочь всему обществу обрести субъектность и выйти из просто «антропологического» (природного косного и бессмысленного) существования в подлинно «историческое», или уже названного народника Михайловского, творца русской социологии и замечательного «субъективного метода» в социологическом познании… Испанский философ лишь удачно развил эту традицию мысли, приложив ее к ситуации ХХ века.

Лекция 7 Лев Шестов

Лекция 7

Лев Шестов

Сегодня из Испании мы ненадолго отправимся на другой конец Евразии – в Россию. У нас будет русский день. Наши герои сегодня – Лев Шестов и Николай Бердяев. О Шестове я расскажу чуть короче, за часок, о Бердяеве – чуть подробнее. Несколько слов о них в целом, прежде чем мы перейдем к первому нашему герою.

Это самые известные в мире русские философы. Если бы у нас было побольше времени, был бы хороший повод поразмышлять о том, почему те или иные философы (и вообще деятели культуры: ученые, писатели, композиторы, художники) попадают в мировую культуру, а другие – нет. Это, честно говоря, очень любопытно. Я приводил пример с Паскалем: он во Франции и вообще во всей Европе до ХХ века не считался за философа, на него смотрели свысока как на мыслителя, а в России уже в XIX веке он оказался прямо своим, таким родным, русским философом, и все от него загорались и им увлекались и вдохновлялись его темами и образами. Или Пушкин, к примеру. Он – велик, он – наше все, но в мировую литературу не попал, оставшись явлением местным, а не всемирным. В мировой литературе Пушкин мало известен. А вот Толстой, Достоевский и Чехов попали. Почему так происходит – я не знаю.

На мой взгляд, самый великий русский философ, конечно, Владимир Соловьев. Но он как-то не попал в мировую философию. А вот Бердяев и Шестов – попали. (Ну, и, пожалуй, еще Бакунин, Кропоткин и Федоров.) И если кто-то что-то вообще знает и слышал о русской философии на Западе, то, прежде всего, знают эти два имени. Отчасти это можно объяснить тем, что они много лет провели на Западе, попали в нужное время в нужное место. А этим местом в двадцатые – тридцатые годы, несомненно, был Париж. Там они несколько десятков лет вращались среди ведущих интеллектуалов, участвовали в общих дискуссиях и изданиях. Но, конечно, этим все не объясняется, так же как их реальными выдающимися талантами и многими заслугами.