Во-вторых, дети, жизнь, спасение, службы, деньги – всё это тот фон, который существует помимо. Основная жизнь Цветаевой в то время – безумная, вдохновенная, последняя романтика советской революции. Сколько бы мы ни говорили о том, что всех этих детей, последышей Серебряного века, русская революция убила, давайте не забывать о том, что перед этим она их всё-таки создала. Она в огромной степени создала всё это поколение. Это то, что в Петербурге – Петрограде – Ленинграде было последним поколением гумилёвской «Звучащей раковины», такие люди, скажем, как сын Корнея Николай Чуковский, или Нина Берберова, или замечательно глупый и бесконечно трогательный Нельдихен. А в Москве это Павлик Антокольский, молодой поэт, который стал учеником Цветаевой и её любимым собеседником, это Володя Алексеев, в котором нет никакого творческого начала, а есть бесконечная чуткость, внимание и любовь к чужому дару.

И есть Сонечка Голлидэй. Наверно, это самый пленительный женский образ у Цветаевой. Что такое Сонечка? Нам остались от неё три-четыре фотографии, одна крупная. Мы знаем, что это очень милая – назвать её красивой как-то трудно – маленькая, очень инфантильная девочка с неправильным нервным лицом, героиня, похожая на любимых нервных подростков из типа Неточки Незвановой. Она и занималась в основном тем, что читала на концертах «Белые ночи». Вообще ранний Достоевский и его цитаты пронизывают «Повесть о Сонечке».

Она не бог весть какая актриса, она хороша как чтица, она и была чтицей всю жизнь, потому что играть она не умеет, не умеет быть другой, перевоплощаться. Она такая, какая она есть. Удивительная штука: в этой повести видны не только прелестные и притягательные черты Сонечки, но и её некоторая моветонность, актёрское дурновкусие, актёрская фальшь, постоянная игра, а без этой игры никак не выжить, потому что это её вечная самозащита. Видна не только её отвага и любовь к Марине, но и кокетство, и трусость, и совершенное неумение жить – не только в бытовом смысле. Она не умеет ладить с людьми, она эгоцентрична. Инфантилизм приятен в ребёнке, а в человеке взрослом (Сонечке в этот момент всё-таки уже 24 года) он зачастую раздражает. Цветаева, изображая всё это, абсолютно честна. Мы понимаем, что эта девочка не самого хорошего вкуса. Да, девочка-циркачка из французского циркового балагана, которая, может быть, чересчур легко относится к увлечениям и связям, которая ничего не умеет, кроме своего ремесла, которая не удостаивается думать о людях, потому что ей всегда не до них. Да, она безумно эгоцентрична, конечно. И эта дикая любовь к пирожным, которых нет, к украшениям, бусам – это всё тоже детское. Надо заметить, что из двух крайностей – чрезмерная укоренённость в быте и несколько инфантильный полёт над ним, – конечно, полёт гораздо симпатичнее. В этом смысле Цветаева такой же неисправимый инфантил.