- Найдем, не волнуйся, куда ей еще пойти. 

- Найдем. - Выжимаю педаль газа в пол, - главное, чтоб живую. 

- Сплюнь ты, - закашливается пассажирка, - болтаешь херню разную. 

Не выпуская из рук телефон, Лера делает звонок за звонком. Но абонент будто под землю провалился и недоступен. Ожидаемо. Как и то, что как только шасси самолета коснется земли, Марк начнет ее искать. И рано или поздно выйдет на Леру и на меня.

Противореча всевозможным знакам дорожного движения, до Одинцово добираемся со скоростью истребителя. Оставляем машину у подъезда и поднимаемся наверх. Идём вдвоем, потому что должны объяснить все вместе. Накосячили ведь мы оба.

- Это точно ее квартира? - переспрашиваю, потому на наш стук в дверь не откликается никто. 

- Её-её, Алиса, - повышает голос Лера, - открывай. Надо поговорить. 

- А если она не дома? Что тогда?

- Тогда хуже. Я не знаю, куда она могла деться в такое время. Может, к Марку поехала?

- После слов, что он взял бы Оскара за такую игру, не думаю.

Замок в двери напротив щелкает и оттуда появляется голова женщины. Она пристально нас рассматривает и, кивнув Лере, спрашивает:

- Зачем вам Алиса?

- Она у вас? - Тут же разворачиваемся к ней и делаем шаг в ее сторону. - Нам очень надо поговорить. Мы поссорились, и я поняла, что была не права, - лепечет Лера, чтобы разжалобить старушку.

- Алиса не возвращалась сегодня. И у меня ее тоже нет, - произносит и следит за нашей реакцией. 

- Как не возвращалась?

- Ушла днём и больше не возвращалась, - пожимает плечами женщина, - я тут сорок лет живу, каждый шорох знаю. Уж Алиску-то услышала бы. 

- Черт, а где она может быть, не знаете? - делаю попытку, хотя догадываюсь, что она будет безуспешной. И в подтверждение женщина качает головой из стороны в сторону. 

- Давай в машине подождем, может скоро появится? - Кивает мне Лера на двери лифта.

Спускаемся молча в машину. Знаю только одного человека, у которого связи в полиции, чтобы найти пропавшего человека. Но если этот человек узнает, кто пропал, да ещё и из-за меня, придется разыскивать мое остывающее тело.

Мы молча сидим какое-то время, потому что никто не знает, что делать дальше.