1

1

Андрей Михайлович вернулся на Кишинский кордон.

Он старался не выдать своего отчаяния. На вопросы невестки ответил спокойно, сказал, что хотя фашисты и близко, в горы им не подняться, сопротивление здесь усилится: регулярным частям теперь помогают тысячи партизан.

Лидия Васильевна слушала и смотрела на него с тревожным ожиданием, ждала, когда заговорит о Дануте Францевне, оказавшейся в оккупированном городе. Большие глаза ее то и дело наполнялись слезами. Когда они остались вдвоем, Лида заплакала.

— Что же делать, дочка, — сказал Зарецкий. — Не успел…

Выплакавшись, она вдруг предложила:

— Я пойду в город. Мне легче пройти, скажусь беженкой, увижусь с Данутой Францевной, и мы убежим.

— Ты плохо знаешь фашистов, Лида. Они бесчеловечны, полны злобы. При первом же допросе они запутают тебя. Малейшая неточность, сомнение — и ты попадешь в гестапо, а там ужас, пытки. Твое предложение безрассудно.

— Но что-то мы должны делать? Должны!

— Не знаю. Пока не знаю. — Зарецкий сжал голову руками. Смятение, растерянность делали его не похожим на себя. — Я подумаю, Лида. Конечно, что-то делать надо, не оставлять же ее…

— Может быть, через ваших друзей партизан?

— Я свяжусь с ними. Только ты не терзай меня, не торопи. Еще не ясно, где Данута. Вдруг она успела уйти? На дороге тысячи беженцев.

— Она ждала нас. До последней минуты ждала! — И Лида снова заплакала.

— Ведь я думал… Все произошло так неожиданно.

Говоря это, он уже знал, что выручать жену будет сам.

Он проберется в Майкоп и вывезет ее. Как и когда — все это выглядело пока очень смутным. Нужно подумать.

В тот день из Хамышков возвратился егерь Тушников, ездивший в разведку.

— Они в Даховской, — сказал он про немцев. — До батальона. Через Блокгаузное в горы все еще движутся беженцы. В Майкопе расстрелы. В самом ущелье у нас два-три заслона, но солдат всего сотня и один пулемет. На немцев работают предатели, они знают тропы. Словом, могут прорваться в Хамышки.