Несмотря на позднее время, в Бедмут послали человека; ночь прошла, и перед рассветом приехал второй врач. Люсетта стала гораздо спокойнее после приезда Дональда; он почти не отходил от ее постели, и, когда, сразу после его приезда, она невнятным шепотом попыталась открыть ему тайну, которая ее так тяготила, он остановил ее лепет, потому что говорить ей было вредно, и уверил ее, что она успеет рассказать ему все потом.

Он еще ничего не знал о процессии с чучелами. Вскоре по городу распространился слух о том, что у миссис Фарфрэ был выкидыш и что она в опасности, но зачинщики издевательства, с тревогой догадываясь, чем все это было вызвано, хранили полное молчание насчет своей разнузданной забавы, а окружающие Люсетты не решались усугубить отчаяние ее мужа, рассказав ему обо всем.

Что именно и как много поведала наконец Дональду его жена о своих прежних сложных отношениях с Хенчардом, когда супруги остались с глазу на глаз в уединении этой печальной ночи, сказать нельзя. Она открыла ему правду о своей близости с Хенчардом – это было ясно из слов самого Фарфрэ. Но говорила ли она о своем поведении в дальнейшем; о том, как она переехала в Кэстербридж с целью выйти замуж за Хенчарда; о том, как отказала ему под предлогом, что имеет основания его бояться (хотя на самом деле главной причиной отказа послужило ее непостоянство – любовь с первого взгляда к другому мужчине); о том, как она пыталась примирить свою совесть с выходом замуж за второго возлюбленного, хотя была до некоторой степени связана с первым, – говорила ли она обо всем этом, осталось тайной одного Фарфрэ.

В эту ночь, кроме ночного сторожа, который каждый час оповещал Кэстербридж о времени и погоде, по Зерновой улице столь же часто проходил другой человек. То был Хенчард, который, попытавшись заснуть, сразу понял, что это ему не удастся, и принялся бродить взад и вперед по улице, время от времени заходя к Фарфрэ справиться о здоровье больной. Он заходил не только ради Люсетты, но и ради Фарфрэ, а главным образом ради Элизабет-Джейн. Все, что его привязывало к жизни, отпало одно за другим, и теперь все его интересы сосредоточились на падчерице, чье присутствие еще недавно было ему ненавистно. Всякий раз, как он приходил справляться о здоровье Люсетты, видеть Элизабет было для него утешением.

В последний раз он пришел около четырех часов, когда свет был уже стальной, предутренний. Над болотом Дарновера утренняя звезда таяла в сиянии зарождающегося дня, на улицу слетались воробьи, куры начали кудахтать в птичниках. Не дойдя нескольких ярдов до дома Фарфрэ, Хенчард увидел, как дверь тихонько отворилась и служанка, подняв руку, сняла с дверного молотка тряпку, которой он был обмотан, чтобы приглушать стук. Хенчард перешел на другую сторону, вспугнув с соломы на мостовой двух-трех воробьев, – в этот ранний час они почти не опасались людей.