Анастасия отвернулась. Лавр опустился на колени и прижался головой к ногам Анастасии.

Буду молиться о тебе и о нем всякий час. Пусть он станет чадом старости моея.

Ты отказываешь мне, потому что боишься погубить свою душу, спросила Анастасия.

Я боюсь, что уже погубил ее, тихо сказал Лавр.

Уходя, Анастасия оглядывалась на Лавра, а он плакал. И ей было его жалко.

Зима оказалась морозной. С небес летели не снежинки, а пыль. Белая искрящаяся пыль, которая оседала на деревьях и кустах. Собственно, кустов уже тоже не было. Сначала они стали сугробами, а затем и сугробы исчезли в бескрайнем снежном покрывале, наброшенном на лес. Еще в начале зимы Лавр сказал Устине:

Мне кажется, любовь моя, это самая холодная зима из тех, что мне довелось пережить. А может быть, просто дело в том, что тело мое уже не способно сопротивляться трудностям. Чтобы оно не разлучилось с душой раньше времени, попробую топить дважды в неделю.

Но топить пещеру дважды в неделю у Лавра не получилось. Приготовленный им запас сучьев быстро таял, а находить сучья под глубоким снегом было затруднительно. По грудь в снегу Лавр добирался до ближайших деревьев и обламывал их ветви, но это требовало больших усилий. Принеся в пещеру одну-две ветки, он долго не мог отдышаться. Лавр падал без сил на лежанку, и дыхание его, стесненное грудным кашлем, восстанавливалось с трудом. Экономя дрова, он стал топить часто, но понемногу. Камни от такой топки не прогревались, и в пещере всегда было холодно.

Подходила к концу и еда, которую до большого снега Лавру порой доставляли из Рукиной слободки. Когда еду приносили прежде, он отказывался от нее, говоря, что у него много своих запасов. Летом и осенью у него действительно были многочисленные травы и корни, достаточные для насыщения, но под завалившим их снегом они теперь были недоступны. По причине глубокого снега к Лавру перестали ходить и больные, перестав, соответственно, приносить еду. На это трудное время о нем забыли – не жестоким забвением злонамеренных, но вынужденным забвением страждущих. Снег соединился с голодом, и легко не было никому.

К середине зимы Лавр уже почти не выходил из пещеры. Он берег остававшиеся у него силы и тепло. В дальнем углу пещеры он однажды нашел остатки краюхи, принесенной им в свое время из монастыря.

Хлеб этот, возможно, не первой свежести, сказал Лавр Устине, да и осталось его не так уж много, но, знаешь, если не предаваться чревоугодию, этого на какое-то время хватит. В ситуациях, подобных моей, главное, любовь моя, не капризничать.

Разрешив сложности с питанием, Лавр нашел возможность и согреться. Он стал думать об Иерусалиме.