– Отлично! – Эшлинг слегка отодвинула стул, словно давая сигнал переходить к развлечениям. – А теперь что вы споете для нас, мистер Уайт? У вас наверняка широкий репертуар.

Элизабет занервничала. Неужели Эшлинг не поняла, что, в отличие от О’Конноров, которые готовы разразиться песнями по поводу и без повода, в этом доме не поют? Отец никогда не пел. Элизабет залилась краской, вспомнив, как практически испортила вечеринку в Престоне, исполнив «Danny Boy».

– Нет, лично я не певец. – Отец откашлялся.

– Не может быть! – запротестовала Эшлинг. – Я слышала, как из ванной доносилось чарующее пение. Или вы там граммофон завели?

– Ага, папа, попался! – вскричала Элизабет, присоединяясь к игре.

– Нет, нет и нет! – отказывался отец, но со смехом, а не с раздражением.

– Дайте-ка подумать, что у вас лучше всего получается… Что-нибудь из мюзикла? Оперетта? Может быть, Гилберт и Салливан?

– Да, папа, ты ведь знаешь кое-что из Гилберта и Салливана!

– Ну… не настолько, чтобы спеть…

Эшлинг уже встала:

– Давайте я помогу вам начать! Глянь в лучистые глаза… – Она замахала руками, изображая хормейстера. – Ну же, давайте! Присоединяйтесь!

Элизабет и отец стали подтягивать.

– Нет-нет! Давайте начнем сначала, как положено!

Элизабет смотрела с открытым ртом, как отец брал все более высокие ноты вслед за Эшлинг, которая толком не помнила слов и больше мурлыкала, ободряя его, присоединяясь на последних строчках.

– Не уверен, что попал в тональность. Кажется, я все перепутал, – виновато рассмеялся отец.

– Глупости, вы прекрасно спели! – возразила Эшлинг.

– А теперь ты, Элизабет. Чему ты научились с тех пор, как уехала из Килгаррета?

– Я почти не пою…

– Да ладно, еще как поешь! Помнишь, как мы всегда пели, когда ехали домой на велосипедах из школы?

– Тогда все было по-другому!