Мама обрадовалась приходу Элизабет, но не более чем радовалась перерыву на работе во время войны или занятию по изготовлению корзинок на трудотерапии. Она выглядела бледной и усталой и мало чем интересовалась. Элизабет попыталась найти какую-нибудь тему, способную вернуть блеск безжизненным глазам. Она вспомнила, как когда-то думала, что мама слишком легко возбуждается, нервничает и дергается по пустякам и, словно птичка, реагирует на каждый шорох вокруг, заражая всех напряженностью и беспокойством.

Элизабет попробовала напомнить ей ту непростую жизнь, но ничего путного не вышло.

– Я часто читаю твои письма, мама, про чудесные времена в двадцатые годы. Должно быть, было здорово ходить на всякие вечеринки. Я имею в виду на чаепития с танцами… Помнишь, ты писала мне про них? Как ты надевала сиреневое платье и там играл небольшой оркестр из пяти-шести музыкантов? – (В ответ мама улыбнулась мягко и уклончиво.) – И как подходили к твоему столику и говорили высокопарные слова, что почтут за честь развеять с тобой скуку…

Вайолет смотрела на нее, вежливо кивая, словно не совсем понимала, что ей говорят.

– А помнишь того мужчину, который спросил, как тебя зовут, и ты ответила «Вайолет», а он сказал: «Фиолетовое платье, фиолетовые глаза и даже зовут Вайолет», а потом убежал и вернулся обратно с шестью букетиками фиолетовых фиалок от цветочницы, отдав за них целых десять шиллингов? Ты наверняка помнишь, ты часто рассказывала мне про это в детстве, а недавно снова написала в письме. Такое и вправду случилось, верно?

– Да, конечно, дорогая, раз ты так говоришь. – Мама, с надеждой на спасение в глазах, оглядывалась в поисках медсестры.

– Мама! – закричала Элизабет. – Мама, ты такая молодая, такая красивая, а твои волосы свалялись. Давай я их помою и расчешу и дам тебе губную помаду, у тебя ведь такое милое лицо, мама!

– Сестра! – позвала мать, повышая голос.

Вошла пожилая женщина с настолько морщинистым лицом, что оно походило на засохшую грязь, растрескавшуюся под солнцем.

– Не надо будоражить ее, милочка. Не пытайтесь забрать ее отсюда, ей тут хорошо, вы же видите. Она не хочет, чтобы ее расстраивали и смущали.

– Ей всего лишь нужно напомнить, какая она на самом деле! – набросилась на медсестру Элизабет. – Она забыла, кто она есть, вот в чем проблема!

– Я знаю, – ответила медсестра. – Но она счастлива в своем беспамятстве.

* * *

Увидев, что Элизабет возвращается, Гарри тут же повесил на дверь магазина табличку «Закрыто».

– Все равно покупателей почти нет, – объяснил он. – Как она себя чувствует? Обрадовалась твоему приходу?