Мейси закусила губу, отступая ещё на шаг назад. Она уже привыкла, что родители её не понимали, даже не пытались понять, но весь этот разговор выглядел как истинное предательство.
– А вы когда-нибудь поймёте, что я имею право на своё мнение? На свои желания? На свои ошибки? И не вам жить мою жизнь, а мне? Если вопрос в том, что вы распоряжаетесь мной, как марионеткой, пока я живу здесь, – что ж, я найду другое место!
Мейси почти добралась до двери, когда Сильвия оттащила её – назавтра точно останутся следы от пальцев, намертво вцепившихся в её руку.
– Ты – неблагодарная тварь! – прошипела мать, толкая дочь к лестнице. – Мы из сил выбиваемся с отцом, чтобы у тебя было нормальное будущее, а ты всё пускаешь коту под хвост, так ещё и ведёшь себя так, словно мы для тебя – никто!
– Это я для вас – никто, просто инструмент, с помощью которого вы воплощаете свои нереализованные мечты. Манипулируете тем, что вы – мои родители! Но я не просила всего этого! – Мейси вырвала руку, потирая покрасневшую кожу. – Хватит решать за меня! Хватит делать то, что мне не нужно, и ждать за это благодарности! Родители – это не только деньги и наставления, мам. Всё, что мне нужно было от вас, – немного веры в меня, понимания и поддержки. И возможности быть собой, а не нарядной куклой, которую не стыдно показать друзьям – она ведь учится в «Лиге плюща»! Но вам плевать, что я ненавижу всё это, вам плевать на то, чего я хочу, чего добилась – просто потому, что это не вкладывается в ваш план.
Мейси смотрела на отца – она надеялась найти отклик хотя бы в нём. Ей было больно, она устала сражаться с теми, кто, по идее, должен быть на её стороне. Она завидовала Арти, у которого родители были самой большой поддержкой, завидовала Никки, потому что её мама позволила дочери жить так, как та хотела. Да даже Джо – её семья хоть и не одобряла её стремлений, но дальше разговоров и словесных перепалок не заходила. А Мейси смотрела на груду мусора, в которую превратилось всё то, что ей было дорого, над чем она работала все эти годы, – и ей хотелось сбежать куда-нибудь далеко, начать с нуля, чтобы больше никто не мог посягнуть на её свободу.
– Я просто хотела, чтобы вы любили меня такой, какая я есть, не пытаясь подстроить под себя. Но, видимо, вот такая дочь вам не нужна.
– Марш к себе, – чётко произнёс отец, заканчивая этот разговор, пока они не наговорили друг другу то, что не смогут простить.
– Ты под домашним арестом, – добавила мать. – В школу и на курсы тебя будем возить мы, забирать – тоже. Никакого Арти и друзей. Никаких рисунков – я сейчас же сожгу всё это.