– Ну, не знаю. Она тогда выпила лишнего.
– Но вы недогавариваете кое-что, так ведь, Киган? Про ссору с Марком, которую моему свидетелю довелось слышать. Не желаете рассказать суду о причине этой ссоры?
Я трясу головой.
– Никакой ссоры не было. Она все выдумывает.
Деверо приподнимает одну бровь, и это делает ее похожей на злодейку.
– Она?
– Шестнадцатого августа вы ушли со своей рабочей смены в Stop & Shop на двадцать минут раньше.
Я потираю голову.
– Я не помню. Наверное, в этом есть смысл, раз я договорился встретиться с Кайлой.
– Но с Кайлой вы не встретились до восьми вечера. И вы также уходили ночью, верно? Что вы делали, пока думали, что она спала?
Мне кажется, что я сейчас взорвусь. Я же, блин, не веду чертов журнал, где фиксирую свое личное время по часам.
– Да не знаю я, ясно? Может, я отошел передернуть. Или посрать. Я не запоминаю каждую секунду своей жизни.
Мои слова вызывают несколько смешков, но по большей части все сохраняют гробовое молчание. Я совершаю ошибку и бросаю взгляд на Алекса, который сверлит меня взглядом, как будто хочет проделать дырки в моей коже.
Я совершаю еще одну ошибку, когда снова смотрю на Табби и вижу, что она наслаждается всем происходящим.
Главную же ошибку я совершил больше года назад, когда впервые положил на нее глаз. Девчонкам нужно ходить с табличками или, по крайней мере, в разноцветных футболках. Если на ней красная футболка – это значит, что она сломает тебе жизнь.
Табби моргнула своими синими глазами, как персонаж из диснеевского мультфильма.
– У меня больше нет вопросов пока что, – говорит Деверо, и я прихожу в ужас от того, что она подразумевает под этим. Потому что «пока что» определенно означает, что в дальнейшем у нее будут вопросы, и мне совсем не хочется присутствовать на следующем допросе.